2 мая 2012 года российские министры здравоохранения, культуры и иностранных дел номинировали на Нобелевскую премию мира пианиста Владислава Тетерина и артиста Алексея Баталова. Я знаю это от Владислава Тетерина. Список номинантов по правилам Нобелевского комитета держится в секрете пятьдесят лет. Но не станет же Слава врать.

За что, вы спросите?

Вот уже больше пятнадцати лет Владислав Тетерин разыскивает по всей России музыкально одаренных детей-инвалидов, нанимает лучших педагогов, чтобы учить их музыке, и устраивает музыкально одаренным детям-инвалидам концерты то в Большом зале Консерватории, то в зале Чайковского, то на сцене Большого театра. Открывает концерты, как правило Алексей Баталов. Вместе с Тетеринскими детьми выступают звезды первой величины: Бартоли, Гленни, Хворостовский, Башмет, Спиваков… Они выступали и на Соборной площади в Кремле, и в Ватикане для папы римского Иоанна Павла II.

Я был на Тетеринских концертах несколько раз. Был на репетициях. Это впечатляет. Даже не огромный оркестр. Даже не хор в четыреста человек. Даже не действительно по-настоящему талантливые дети. Меня больше всего впечатляет общение с детьми за кулисами. Понимаете, я вижу детей-инвалидов довольно часто. Собственно, вся моя работа состоит в общении с детьми-инвалидами. И мне кажется, что для ребенка-инвалида нет ничего страшнее, чем талант. Талант и для здорового-то человека — тяжелое бремя. А для человека в инвалидной коляске — прокля ... Читать дальше »

26 ноября, 2012

«Когда вспыхивает фейерверк, никто больше не смотрит на звездное небо»
(Мария-Эбнер Эшенбах)


Как-то в лютый мороз собирался я ехать на съемки в Ивановскую область.
Накануне понял, что теплая обувка у меня есть, подштанники тоже не подведут, а вот курточка – хоть и красивая, но для сильного мороза несерьезная.
Прибежал в магазин, докладываю:
- Мне нужен пуховик с капюшоном, самый, самый теплый, который у Вас имеется. И чтобы материальчик покрепче.

Продавец – вялый пацанчик, лет девятнадцати, понимающе кивнул, подвел меня к нужным вешалкам и давай показывать:
- Я бы посоветовал взять вот эту. Легкая, крепкая, куча карманов, все регулируется. Не смотрите, что сделана в Китае, фирма серьезная. А попробуйте какая она невесомая…

Короче продавец убедил меня, что этот пуховик такой теплый и дышащий, что в нем и  самому дышать не обязательно. Куртка подышит за двоих.
Вещь мне понравилась, спрашиваю:
- Почем?
- Эта модель будет стоить 52 000 рублей. Выписывать?
- Погодите, не торопитесь, я ведь только начал. А чего у вас  еще такого типа?
- Вот такая моделька за тридцать семь тысяч. Этой же фирмы, но подлиннее - сорок две. Вы померь ... Читать дальше »

Просмотров: 699 | Добавил: Ривалдо | Дата: 08.02.2013 | Комментарии (0)

Однажды я проснулся утром в невозможной на этом свете тишине и в невозможной темноте. Я не видел даже собственных рук, поднеся их к носу. Несколько мгновений я не позволял себе паники, но как только позволил на мгновение, паника охватила меня. Я вскочил с койки, ударился головой о потолок, принялся метаться в кромешной тьме, натыкался на предметы, они падали наземь — металлические звенели, деревянные стукали. Метаться было особенно некуда. Мой гроб был метр в ширину, метра полтора в высоту и метра два в длину. Я легко нашарил стены и я даже помнил, где дверь. Дверь была у меня в ногах, и она была не то что заперта, а завалена, закопана намертво и нисколько не подавалась, как бы я ни толкал ее. Я был под землей. И я был жив, что самое ужасное.

Я даже помнил, как оказался в этом гробу. Накануне вечером это был не гроб никакой, а маленькая келейка, в которой иконописец Илларион хранил свои доски и левкасы. Он отвел меня сюда на ночлег, пожелал спокойного сна, благословил по-диаконски раскрытой ладонью, плотно притворил дверь и оставил одного. Свечи диакон посоветовал не зажигать, чтобы огонь не съедал воздух. А теперь я вспомнил, что у меня есть свеча, нашарил ее и зажег. Доски, левкасы в банках, дверь как вкопанная — я понятия не имел, что могло случиться за ночь, и почему моя келья провалилась в тартарары. Потом я подумал, что свеча ест воздух, и задул свечу. Попытался стучать в дверь, но звук был глухой, безнадежный.

Тогда я вспомнил, что ... Читать дальше »

Я не являюсь никаким спортивным болельщиком. Я никогда не смотрю по телевизору никакой спорт и на стадионе в качестве зрителя был всего один раз в жизни. Но вот уж который день примерно каждые четверть часа я отвлекаюсь от работы, чтобы зайти на официальный сайт олимпийской чемпионки по плаванию американки Джессики Лонг. Я рассматриваю ее фотографии (ну, да, она красавица-блондинка), я смотрю телевизионные сюжеты про нее (в кои-то веки даже Первый канал рассказал про Америку что-то хорошее), я слежу за ее «фейсбуком», притом что у меня нет своего «фейсбука», и за ее «твиттером», притом что у меня нет «твиттера». Одним словом, я фанат. Если бы сорокалетних лысых мужиков брали в чирлидеры, я бы стоял у кромки бассейна, когда она плывет, пританцовывал бы, размахивал бы этими цветными помпонами и орал бы дурниной: «Джессика! Джессика!»

И дело не в том, что она выиграла в Лондоне третью уже свою Паралимпиаду. Дело не в том, что установила два десятка мировых рекордов. И не в том дело, что у нее нет ног. И не в том даже, что Джессика родилась в Иркутске и была удочерена американцами из иркутского детского дома.

Дело в том, что история Джессики Татьяны Лонг не могла случиться в том злобном и агрессивном мире, каковым мы привыкли считать мир, в котором живем. Эта история, без сомнения, произошла в мире, населенном хорошими людьми, и каждый персонаж этой истории сделал все, что мог, лишь бы де ... Читать дальше »

Мне было года четыре, и я все никак не мог привыкнуть к Москве. У меня было весьма эксцентрическое детство. В Ленинграде, где я родился, бабушка — известный врач, дедушка — начальник военного госпиталя, белые служебные «Волги», ординарцы, спецраспределитель, черная икра на завтрак… В Москве мама и папа — молодые специалисты-неудачники, бедность, невкусные котлеты из «Кулинарии»… В Ленинграде — просторная генеральская дача и волшебная квартира на Большом проспекте Петроградской стороны, с витражами на окнах, со старинным поблескивающим дубовым паркетом, с антикварной мебелью… В Москве — комната в коммуналке. По Ленинграду я ездил на машине, и все меня любили, потому что я был дедушкин внучек. По Москве я ездил на метро, причем в самый час пик: мама волокла меня непроснувшегося в детский садик для заикающихся детей, где к нам, невротизированным уродцам, ужасно относились: «Не можешь говорить, так и заткнись, жди логопеда» — это была нормальная в устах воспитательницы фраза. В Ленинграде летом у бабушки я был отчетливо счастлив. В Москве зимой с мамой и папой — отчетливо несчастен. Да все никак не мог привыкнуть к несчастью.

И вот однажды утром мама волокла меня за руку по переходу между двумя линиями московского метро. Дело было зимой, я был в тяжелом и неудобном пальто, мне было жарко, а ноги были мокрые, потому что под ногами хлюпала грязная каша. И люди вокруг ужасно пахли, взопревшие в своих влажных и несвежих одеждах, неухоженные советские люди. ... Читать дальше »