"Житие Андрея Юродивого” - это памятник византийской церковной литературы X века, автором которого считается константинопольский монах Никифор. Несмотря на время создания "Жития” (X век), его всё-таки можно рассматривать как свидетельство идей первых веков, поскольку речь в нём идёт о христианском подвижнике и аскете V века. Андрей Юродивый, отвечая на вопросы своего ученика о кончине мира, подробно рассказывает о грядущих событиях.

Житие и деяния святого отца нашего Андрея,
Юродивого Христа ради

Хочу я изложить перед вами, о возлюбленные, жизнь богоугодную и деяния безупречные достойного мужа. Прошу вас, внемлите тому, что я буду говорить, ибо предмет сей источает мед, благоухание и дивную радость. Посему приготовьтесь, о великодушные, вы­слушать этот мой рассказ, дабы и я сам с большим желанием при­ступил к своему труду и изложил пред вами духовные подвиги это­го мужа.

В царствование христолюбивого Льва Великого был в Констан­тинополе некий муж по имени Феогност, которого благочестивый царь почтил саном протоспафария, а затем и стратилатом в восточ­ных землях назначил. А муж сей, хотя ранее и приобрел много ра­бов, позже купил себе еще других, среди которых был и тот, имя которого ныне прославляется мною, недостойным. Родом он был скиф, а купил его господин, когда он был еще ребенком. Мальчик был весьма красив видом, так что даже его хозяин им восхищался и использовал для важных поручений, а для изучения Священного Писания отдал его в школу. Отрок же, будучи смышлен, в скором времени выучился Псалтири и счету, так что даже учитель дивился его одаренности, да и никто не мог подумать, что он скиф, из-за его внешнего вида, а также из-за благоразумия души, скромного пове­дения и аккуратности записей. Посему хозяин назначил его при себе писцом. И был он очень любим господином своим и госпожою, рав­но и все домочадцы сильно привязались к нему. Хозяин же одари­вал его щедрыми дарами, отдавая ему многое из одежды, в которую до этого сам облачался, ибо видел, как тот по своей доброй воле про­являл старание в его дому, так что наблюдавшие это говорили, дес­кать "раб облачен в лучшие одежды, нежели господин". А читать он любил Священное Писание, но еще больше мученичества святых и жития богоносных отцов, отчего воспылало сердце его верою в них и пробудилось для подражания прекрасным их деяниям. И вот, на­чав с самого себя, двинулся он по такому пути.

1. О НАПАДЕНИИ В ТЕАТРЕ.

Однажды ночью, встав со своего ложа, он принялся молиться наподобие рекшего: "В полночь вста­вал славословить Тебя за праведные суды Твои". Тогда, исполнен­ный зависти к нему, явился коварный дьявол и начал со страшным грохотом стучать в двери комнаты, в которой жил юноша. И вот, охваченный страхом, оставив молитву и бросившись на ложе, он спрятался под своей козьей накидкой. Увидев это, сатана возрадо­вался и говорит будто бы кому-то вроде него самого: "Посмотри-ка на этого селееда![1] И он вооружается против нас!" Сказал это и исчез. Вслед за тем блаженный юноша, впав в глубокий сон, видит, будто находится он в театре[2], и с одной стороны перед ним множество оде­тых в белое и прочих благовидных людей, с другой же стороны - бесчисленная толпа черных эфиопов.[3] И между обеими сторонами происходит состязание в беге и борьбе. Ведь среди эфиопов был один темнокожий огромной величины, и они хотели, чтобы облаченные в белое бежали и боролись с ним, ибо он возглавлял легион сатаны. И в то время как блаженный стоял там и слушал, вдруг спустился сверху прекраснейший юноша, державший в руке своей три венца: и один был изукрашен чистым золотом и камнями драгоценными, другой - многими жемчугами, а третий сплетен из всевозможных роз, и лилий, и растений райских, так что был неувядаем. И такое благоухание от него исходило, какое ум человеческий выразить не может. И вот, увидев их, блаженный возрадовался и пожелал уз­нать, как же получить ему один из тех венцов. И, подойдя к пре­красному юноше, рек ему: "Скажи, Христа ради, за сколько про­даешь их? Даже если я не смогу купить их сразу, то побегу и сообщу господину моему, и ты получишь от него столько золота, сколько захочешь". Тогда юноша, улыбнувшись ему, сказал: "Поверь мне, о дорогой друг, что если бы ты принес мне злато всего мира, я бы не отдал ни единого из этих цветов ни тебе, ни кому-либо другому, ни зовущемуся твоим господином, ибо не из этого суетного мира они, как ты подумал, но из сокровищ небесных, которыми увенчивают­ся одолевающие этих эфиопов. Итак, если ты хочешь получить один из этих венков, выйди вперед и порази этого черного, как копоть, эфиопа, и если ты победишь его, не только эти, но и другие, какие пожелаешь, венцы получишь от меня". Услыхав такое, блаженный Андрей воодушевился и говорит ему: "Господин мой, поверь, что я исполню сказанное мне тобою, только поведай мне об их хитростях". Тот же ответил: "Эфиопы, хотя и дерзки, однако трусливы и бес­сильны. А посему не страшись огромного его вида, ибо подобно овощу он гнил и немощен". Этими словами умастив его и схватившись с ним, как будто в борьбе, он обучил его, как выстоять против эфио­па. И сказал ему: "Когда он поднимет тебя, не пугайся, но сцепись с ним крестообразно, и увидишь славу Божию". Тогда вышел Анд­рей и прокричал громогласно: "Сюда, чернокожий, давай-ка побо­ремся с тобою!" И эфиоп приблизился и, усмехаясь, схватил его, но Андрей, сцепившись с ним крестообразно, швырнул его оземь, так что тот остался лежать без звука. Тогда великая радость случилась среди облаченных в белое, и они подняли его на руки и принялись целовать, умащая его благовониями духовными. А когда толпа эфи­опов исчезла с великим стыдом, явился тот славный юноша, пода­рил блаженному Андрею драгоценные венки и, облобызав его, ска­зал: "Отныне ты наш друг и брат; а посему беги нагим в этом пре­красном ристании, стань юродивым ради Меня, и Я сделаю тебя причастным многих благ в царствии Моем". Проснувшись, блажен­ный удивился виденному им.

А с наступлением утра он приходит ко мне, недостойному, и пове­ряет мне свое видение. Я же, выслушав его, поразился, ибо благоуха­ние от него исходило невидимо, словно от мира драгоценнейшего. Поразмыслив же вдвоем, мы решили, что выставит он себя на посме­шище вроде одержимого демоном и безумного ради того, кто сказал: "Стань безумным ради Меня, и многих благ вкусишь в царствии Мо­ем". Иначе ведь не мог он уйти от земного своего господина.

2. О РАССТРОЙСТВЕ УМА.

Следующею ночью, поднявшись в полуночный час, он молился. По окончании молитвы он взял нож, отправился к колодезю воды и, сняв свой хитон, начал рубить его на мелкие кусочки, словно лунатик, произнося в смятении какие-то слова с бессвязными звуками, как делают умалишенные. Повар же, пробудившись и подумав, что время к утру, вышел, чтобы на­брать воды, но, увидав случившееся, выпустил кувшин и закричал находившимся в доме: "Андрей свихнулся: он сидит возле колодца, окончательно разорвав свой хитон". Услышав это, его хозяин силь­но опечалился. Он встал и вышел вместе со своею супругою и всеми домочадцами. Они увидели обезумевшего и стали громко рыдать и горько оплакивать его, принимая за правду все, что им совершалось. Господин же его, в великой печали по случившемуся с Андре­ем, отправляет его в священный храм святой и славной мученицы Анастасии, который построил благочестивый Лев Макел, и при­казывает, чтобы заковали его, послав при этом ризничему очень много денег на лечение Андрея.

Целый день праведник вел себя и разговаривал как настоящий умалишенный, а ночью, оставшись один, он сокрушался, молясь и призывая мученицу Христову явиться ему, если угодно было ей дело, затеянное им. Наконец, прервав ненадолго стенания и молит­ву, он видит: вот, является зримо некий старец, исполненный вели­кой славы, с пятью женами, которые навещают больных одного за другим. Призрев остальных, приближаются они к Андрею. Тут старец шутя говорит блистательнейшей из жен: "Госпожа Анастасия, разве ты не уврачуешь его?" А она в ответ: "Его наставник уже посетил его, и более он не нуждается ни в каком лечении, ибо ска­завший ему: "Стань юродивым ради Меня, и Я причащу тебя мно­гих благ в царствии Моем", излечил его, и в ином врачевании у него нет необходимости, но станет он для Господина избранным оруди­ем, святым и возлюбленным в духе". Старец сказал: "Знаю и я, госпожа моя, знаю". Сказав это и поцеловав его в знак Божьей люб­ви, они вошли внутрь храма, чтобы помолиться. А святой, поражен­ный тем, что привиделось ему, восславил Бога и святую мученицу Анастасию, поспешившую ему на помощь.

3. О НАПАДЕНИИ ДЬЯВОЛА.

Просидев весь тот день в оковах, он ничего не ел. А с наступлением ночи, когда он возносил молитвы в сердце своем к Богу и к святой мученице, в полночь предстал пред ним воочию дьявол в облике эфиопа со множеством демонов, дер­жавших в своих руках топоры, и у одних были кинжалы, у других - деревянные дубинки, у третьих - длинные и широкие клинки, у четвертых - веревки. Тут эфиоп, громко заскрежетав зубами, бро­сился к праведнику, дабы нанести ему удар кинжалом, и таким же образом бывшие с ним все вместе двинулись на него. А блаженный Андрей простер свои руки и со слезами воззвал к Богу: "Господи, не отдавай диким зверям душу, преданную Тебе". А после этого доба­вил: "О святой Иоанн, апостол и Богослов, помоги мне". И тотчас раздался звук, будто от толпы, и се - явился некий старец с высо­ким челом и большими очами, ликом подобен солнцу, и с ним лю­дей великое множество. Начертав в воздухе знак креста, говорит он бывшим с ним: "Заприте ворота, дабы никто из них не сбежал". Они же, быстро исполнив приказание, всех их заточили. Тут, оказавшись в заточении, стали они вопить друг другу: "Горе нам за тот час, ког­да нас ввели в заблуждение: Иоанн ведь суров и жестоко накажет нас". И как только приказал почтенный тот старец своим спутни­кам, сбросили они цепь с шеи блаженного Андрея, и, взяв ее, он стал за воротами и говорит: "Выносите мне их одного за другим". Тогда принесли они первого и распластали на земле, а Андрей отмерил ему сотню ударов. Вслед за тем распластав другого, он и его высек по примеру первого и так же нещадно обошелся со всеми остальны­ми. Когда же блаженный Андрей услыхал ропот демонов, смех ов­ладел им, ибо воистину он так их высек и задал им такую трепку, какую естество не выдержит. А бичующие демонов так восклица­ли: "Ступайте и покажите отцу вашему сатане, коли то будет ему приятно".

После того как все эфиопы исчезли, пришел почтенный тот ста­рец к рабу Божьему и, накинув ему цепь на шею, молвил: "Посмот­ри, как торопился я на помощь к тебе, потому что сильно беспокой­ство мое о тебе: мне ведь предписал печься о твоем спасении сам Гос­подь, заботящийся и дающий всем людям то, что им нужно. Посему крепись, чтобы стать испытанным во всем: скоро ведь и ты будешь свободен отправиться по собственной воле, куда только будет угодно твоим очам". Говорит ему блаженный: "Кто ты, о господин? Ответь мне, ибо я не знаю". Тот же говорит: "Я Иоанн, возлежащей на чистой и животворной груди Господа нашего Иисуса Христа".  И, сказав это, словно молния, исчез с Андреевых глаз. А блаженный удивился этому и стал славить Бога, что таким вот образом он стал ему помощником в испытаниях и избавил его от восставших против него темных духов. И молвил: "Господи Иисусе Христе, Ве­лика и несравненна сила Твоя, что являешь милость мне, ничтожному; сохрани меня, Господи, в правде Твоей, и сподобь меня обрести благодать от Тебя, многомилостивый Господь".

4. Пока он так молился, наступила ночь. И, забывшись нена­долго, видит он во сне, будто находится в царском дворце и его, пребывающего там, зовет царь и говорит ему: "Хочешь ли служить мне всей душою, и я сделаю тебя одним из славнейших людей моего царства?" И ответствовал ему блаженный: "Кто же отказывается от добра? И я очень хочу этого". Царь сказал: "Что же, если ты хочешь, попробуй вкус моего царства". И с этими словами дал ему некое подобие снега, и Андрей принял его и съел. И было это сладко и приятно, что ум человеческий представить не может. Отведав же, попросил он, чтобы дали ему еще, и сказал: "В том, что я ем, мне кажется, заключено божественное миро". И он снова дает ему что-то, на вид как будто из айвы, и говорит: "Возьми и съешь", И вот Андрей взял и съел. А было оно острым и горьким более, нежели полынь, и, словно отчаявшись, Андрей позабыл даже вкус первого. Тогда царь увидел, что он удручен, и говорит: "Смотри, как невыносима для тебя горечь вкуса, а ведь я дал тебе познание совер­шенного служения мне, ибо таков тесный и мучительный путь, ведущий к жизни". Блаженный ответил: "Горек этот вкус, о господин, и никто не может, вкушая это, служить тебе". Царь спросил его: "Ты познал горькое и забыл сладкое? Разве я не дал тебе сначала сладкое и потом горькое?" Тот же ответил: "Да, господин, но лишь в одном горьком, ты сказал, - образ тесного пути". Царь говорит: "Нет, вовсе нет, но посреди горького и сладкого пролегает сей путь: в горьком приоткрывается вкус борений и трудов ради меня, в более сладком же и приятном - отрада, и отдохновение и утешение от доброты моей испытуемым ради меня. Ведь ни кое не является единообразным, ни сладкое однородным, но, то другое, они взаимно приемлют друг от друга. Итак, если ешь, сообщи мне, чтобы я знал". А блаженный Андрей сказал: корми меня снова тем же самым, и я отвечу тебе". И тот опять дал ему горькое и затем сладкое. И тогда Андрей горестно сказал: "Я не могу служить тебе, вкушая сие". Царь же, улыбнувшись, достает из-за пазухи что-то на вид огненное, но весьма благоуханное и цветоносное. И говорит мне: "Прими и вкуси, чтобы забыть все, что ты видел и слышал". Тот же взял и съел. И на многие часы погрузился он в восторженное состояние из-за наслаждения того и удовольствия. Но придя в себя, бросился в ноги великому этому царю и стал про­сить его такими словами: "Помилуй меня, добрый господин, и не лишай права служить тебе отныне, ибо я узнал, что это и есть воис­тину наисладчайшее". Говорит ему царь: "Поверь, что среди при­надлежащих мне благ это - самое скромное. Но если ты будешь слу­жить мне, все Мое станет твоим и я сделаю тебя сонаследником в царстве моем". Проснувшись, блаженный был изумлен и пытал­ся сохранить в сердце своем все виденное.

5. ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ СВЯТОГО.

И вот после того как Андрей провел в храме святой мученицы Анастасии около четырех меся­цев духовенство церкви, увидев, что он не излечивается, но еще хуже страдает, извещает о случившемся с ним его господина. А гос­подин, услыхав об этом, отказался от него как от помешанного и приказал вызволить его из цепей и отпустить на свободу. И с тех пор он творил глум, бегая по городской площади, по примеру из­давна известного и достойного удивления Симеона.

С наступлением вечера он пришел ко мне, недостойному, когда я находясь один, спал в своей комнате, и, едва улыбнувшись, на­чал орошать слезами свое драгоценное лицо. Надолго обнявшись и поцеловав друг друга, мы сели. Тогда я расспросил его, как он ока­зался в оковах и был затем освобожден. И Андрей смиренно пове­дал мне все: ведь мне одному, о преданнейшие братья, он все рас­сказывал прямо и без уловок, остальным же являл признаки душев­ного расстройства.

С наступлением утра, поцеловав меня, он вышел ради своей ду­ховной службы. Когда он, обвязавшись короткой накидкой, появил­ся у Артополиев, его, таким вот образом изображавшего помешательство заметели какие-то мошенники и, схватив Андрея, вошли в таверну. Там они уселись, купили вина и стали пить, Андрея же при этом били по шее. Они не желали отпускать его, поскольку его бессвязные слова их забавляли, однако не давали ему ничего из тех закусок, которые ели сами. Праведник же, видя, как безобразно они поступают, обдумал в душе, что с ними сотворить. Когда же один из них поставил чашу, наполненную вином, Андрей выпил его, раз­бил чашу о его голову и выбежал наружу. Они побежали, чтобы схва­тить его, и, избивая, поволокли в таверну, а там снова уселись и принялись пить, не давая праведнику ничего, кроме затрещин.

После того как эти глупцы натешились побоями и насмешками, захотелось им с наступлением вечера уйти из харчевни, и блажен­ный удалился с ними, но, уходя, сказал им: "Глупцы и недоумки, что мне делать? Ведь стража должна встретить и высечь меня". Он сказал это про них, но они не поняли, а отпустили его и удалились. Праведник же предугадал, что должно было случиться с ними. Как раз тогда они решили пойти в притоны продажных женщин, и там уничтожали красоту душ своих вплоть до второго часа ночи. А блаженный Андрей удалился и лег на землю в одном из углов портика. Они же, выйдя из скверных притонов и направляясь к своим домам, набрели на ночных караульных, которые схватили и связали их и, проходя мимо того места, где лежал блаженный, изрядно их высек­ли. Праведник же, видя это, опечалился и начал со слезами молить Бога, чтобы их не заключили под стражу. Благодаря прошению дру­зей и молитве святого они были освобождены и вернулись в свои дома. А один из них, завязав разговор, произнес: "Проклятье сата­не, братья, как мог юродивый предсказать нам это?" А другой: "Раз­ве ты не знаешь, глупец, что демон передает своему пособнику то, что хочет сотворить? Ведь демон, обуявший того, над кем мы насме­хались, тотчас с нами сотворил такое же". А первый отвечает: "Нет, говорю я вам, мне кажется, это за то, что мы избили его нещадно, Бог отплатил нам". Снова говорит другой: "Выходит, дурень, Богу есть дело до юродивого? Да Бог наслал на него демона, а мы в шутку побили его, и нечему удивляться. Ведь если бы он был святым, ты смог бы убедить меня, что Бог отплатил нам; но раз он сумасшед­ший, Бога это не волнует". Так они шли, разговаривая об этом и о чем-то другом, что свойственно молодым.

А блаженный, встав поутру, совершал свой путь, крутясь в гуще толпы и за весь день нигде не останавливаясь, потому что целый день постился. А с наступлением вечера он прогуливался среди городских портиков. Он высматривал место, где лежали собаки, а придя туда и прогнав их, ложился, как на подстилку, голый, не имея ниче­го, даже циновки, но только шерстяную накидку, упомянутую ра­нее. А наутро опять вставал и говорил самому себе: "Вот, ничтожный Андрей, ты выспался, как пес среди псов, пойдем поработаем сно­ва, ибо смерть приближается. Ведь никто не введет тебя в заблуж­дение, будто в этот час поможет тебе хоть кто-нибудь, ибо каждый человек будет есть плоды трудов от урожая его в час исхода из тела своего; итак, беги с мукою, презираемый в этом мире, чтобы при­нести хвалу и славу от Небесного Царя нашего Иисуса Христа, Сына Божьего". Говоря это, он торопился, дабы, по слову блаженного Павла, устремиться вперед. А видевшие его жители города гово­рили: "Смотри-ка, новый юродивый!" Другие возражали: "Юроди­вые так себя не ведут". И одни сочувствовали ему, другие били по шее и плевали, показывая свое отвращение. Так он и жил, в голоде и жажде, страдая от холода и жары. Но столь много наказал он себе втайне молиться, что шепот губ его доносился издалека, словно ко­тел рокотал на огне. А пар поднимался от уст его, будто дым от печи, так что смотревшие на него, ничего не смысля, восклицали: "Гляди, как его сердце, возмущенное злым духом, испускает этот пар". Но не было так, как они говорили: то была непрерывная и бо­гоугодная молитва, проявляющаяся таким вот образом.

6. Однажды, когда он гулял неподалеку от притонов блудниц и будто бы забавлялся, одна из бесчестных женщин, увидав, как он там слоняется, словно в самом деле сумасшедший, схватила и зата­щила его в свою комнату. А подлинно непреклонный и истинный насмешник дьявола, уступив, последовал за ней. Когда же он вместе с ней вошел, остальные блудницы обступили его и стали спрашивать в насмешку: "Как ты стерпел такое?" Праведник же улыбался и ничего не отвечал им. Тогда они, колотя его по шее, стали принуж­дать к отвратительному делу блуда и, размягчая плоть, пытались склонить целомудренного мужа к бесстыдству, говоря: "Соблуди, юродивый, и насыть желание своей души". Но должно восхититься этим непорочным мужем, ибо среди стольких соблазнов, которые учиняли ему, они никоим образом не смогли побудить или напра­вить его к омерзительной похоти. Поэтому они отступили и молви­ли следующее: "Он или мертвый, или бревно, или камень". А одна из них сказала: "Я поражаюсь вашей глупости, что вы такое гово­рите? Разве сам юродивый, и демоном одержимый, и страдающий от голода, жажды и холода, и не имеющий, куда голову прекло­нить, пожелает такого? Отпустите его, чтобы шел своею дорогою". А праведник заметил среди распутниц демона блуда. И был он ви­дом как эфиоп, на голове не волосы, а испражнения, с пеплом сме­шанные, глаза у него будто лисьи, а с плеч свисают жалкие лохмо­тья. Испарение и зловоние от него исходило тройное: как от гнили, грязи и нечистот, - так что блаженному от этого горького злово­ния стало противно, и он непрерывно сплевывал на демона. Увидев же его отвращение, бес распутства издал такой крик: "Меня люди как сладкий мед лелеют в сердцах своих, а этот, насмехающийся над миром, содрогаясь от ужаса, оплевал меня. Конечно, не благого дела ради прикинулся ты юродивым, а желая на самом деле совер­шенно избавиться от телесного рабства". Но в то время как блажен­ный чувственно узрел его, блудницы ничего не видели. Посмеяв­шись над его уродливостью и шикнув, он погнал демона, так что грешницы сказали: "Смотри-ка, как он веселится вместе со своим демоном". И еще прибавили: "У него красивый наряд: а ну-ка забе­рем его и продадим, тогда хоть быстро найдем, что нам выпить се­годня". Тотчас же вскочив и стащив с него хитон, они оставили его обнаженным, и, продав хитон за один милиаресий, распределили каждой по две монеты. Тогда старшая говорит остальным: "Не ста­нем же мы выгонять его голым, давайте хоть старенькую рогожку отдадим ему". И вот они принесли ее и, разорвав посередине, обмо­тали вокруг его шеи, и в таком виде он был выброшен из блудилища. После этого он стал выходить в ней на улицу, бегать и забав­ляться. Люди же смотрели на него и говорили: "Юрод, твой осел носит отличную торбу!" А он им в ответ: "Конечно, дурачки, я ношу отличную тогу: меня ведь царь сегодня сделал патрикием!"

Некоторые христолюбивые люди по доброй воле подавали ему мелкие монеты, ибо сам он ни у кого не просил и никогда ничего не вымаливал, но благорасположенно брал, сколько ему подавали, молясь за дающих. За целый день он получал двадцать или даже тридцать оболов. Он высматривал потайное место, где собирались бедняки, и, подойдя к ним поближе, усаживался среди них, будто на самом деле забавляясь, и, чтобы не было раскрыто его притвор­ство, играл с оболами. Когда же кто-нибудь отбирал у него монету, Андрей бил его. А остальные колотили Андрея палками, будто в са­мом деле заступаясь за собрата. А он, будто бы убегая от них, разбрасывал все деньги, и в конце концов всякий, кто что-нибудь хва­тал, считал это своей собственной добычей.

7. О СКУПОМ.

Как-то раз святой забавлялся в Антифоре, близ таверны, где горожане обыкновенно пили приправленное миррой вино. С этой же целью туда вошел один человек, заметив которого святой стал внимательно глядеть в его сторону. А тот, как увидел, что Андрей на него напряженно смотрит, метнул грозный взгляд и говорит: "Что ты уставился на меня, юрод, иди отсюда!" Молвил святой: "Скупой демон, как маленькая обезьяна, сидит на твоем правом плече и держит тебя, словно медведя, в наморднике; дай мне обол, несчастный!" А тот ему: "Нет у меня". Святой говорит: "Есть, чокнутый! Семь монет унес ты из дома, на одну купил овощей, на другую - бобов, а пять монет держишь у себя за пазухой, и тебе не терпится пропить их". Сказал это и выбежал из таверны. А тот человек, пораженный и приведенный в замешательство его речью, все рассказал тем, кто сидел и пил рядом с ним. Услышав это, хозяин таверны обратился к ним: "Насколько я вижу, вы еще глупее юро­дивого: ведь это не он говорит, а демон, повсюду таскающийся за ним, ибо разве не знает демон, кто блудит, или кто ворует, или кто скаредный, или кто сколько оболов взял с собой, выходя из дома? А поскольку он сопровождает его, тот все и знает. Конечно, если он его друг и делает, что ему приятно, демон и о чужих пороках ему сообщает". Разглагольствуя таким вот образом, хозяин убедил их, что так оно и есть.

8.  О ПРЕДВИДЕНИИ ЕПИФАНИЯ.

И вот он снова, как и рань­ше, явился к Артополиям и встретил трех белокурых юношей, прекрасных душою и телом, ибо отроки были благодетельны, и самый видный из них направлял их ко всему, что Богу угодно. А как встре­тили они святого, то разгадал тот, кто был главным среди них, в сво­ей душе тайну блаженного и говорит своим спутникам: "Поверьте мне, о возлюбленные друзья, я догадался, что этот юродивый - Бо­жий слуга". Молвил другой: "Прошу тебя, сядем где-нибудь вместе с ним!" Отвечает первый: "Если хотите, я немедленно устрою это". И, отойдя от двух других, он приблизился к святому и говорит: " Сде­лай милость, брат, сядь рядом со мной, потому что я и мои друзья очень хотим побыть с тобою". Взглянув на него, блаженный улыбнулся и молвил: "Ты - Епифаний, друг мой и сын мой с этих пор". И с этими словами поцеловал его, предугадав своим провидящим оком все, что сбудется с ним, и предрек, будто станет Епифаний епис­копом Царицы городов. Они взялись за руки и пошли к двум дру­гим юношам, и Епифаний поведал им, как Андрей назвал его по имени. Они же, выслушав это, исполнились еще большей веры и любви к нему. Тогда все отправились в таверну, сели в укромном месте и, купив хлеба и рыбы, положили перед ним. Увидав их доб­рые намерения, святой возрадовался великой радостью и шепотом, исходившим из его уст, вознес перед Богом хвалу их приношению; затем он и сам попробовал их угощения, и юношам преподнес свои­ми руками.

Истинно и достоверно то, о дражайшие, что в течение целого дня он съедал одну половину сухого печения. Именно так он поступил и в тот раз, оставив большую часть пищи на столе. Когда же кто-то подносил ему испить вина, он не отказывался, хотя никогда не пил по собственному почину. Часто он по целой неделе или по два-три дня ни к чему не прикасался, ибо сатана делал черствыми многих людей, чтобы они не давали ему ничего, сам же Андрей никого не понуждал, дабы не быть в тягость. А ведь часто, сжигаемый жаж­дою, не зная, как поступить, но не желая просить, он останавли­вался на широкой улице и, если находил лужу с водой, образовав­шуюся после дождя, преклонив колено, дул на нее трижды крестообразно и пил, так что смотревшие на него приходили в ярость, и одни били, а другие говорили: "Правильно, юрод, тебе и подобает нечистотами питаться". Он же ни слова никому не говорил в ответ, но тотчас удалялся. Таково, о возлюбленные братья, было тайное житие блаженного Андрея.

И вот когда он, как было сказано ранее, вкушал, сидя в таверне с теми славными отроками, случилось, что я, ничтожный, проходил мимо и услыхал его голос. Тогда я отошел в сторону и, выбрав удоб­ное место, стал украдкою наблюдать. Когда юноши поцеловали его и ушли своею дорогою, случилось так, что хозяин вышел за какой-то нуждой из таверны, и Андрей остался в ней один. Тогда он огля­делся вокруг и, никого не увидев, простер руки свои ввысь и сотво­рил молитву за тех трех юношей. Бог, Который губит всех говоря­щих неправду, да будет мне свидетелем, что во время молитвы он поднялся над землей и повис в воздухе. Когда я увидел это, трепет и волнение охватили меня. По исполнении же молитвы Андрей, вновь разыграв сумасшедшего, вышел наружу, в гущу толпы, дабы нести обычную службу. В этом я ради вашей любви исповедался, не хвастаясь и не похваляясь, но узрев все своими глазами.

9. О СУРОВОЙ ЗИМЕ.

Когда, наконец, наступила лютая зима и пронизывающий холод сковал воздух, всякая телесная природа страдала от стихии. Все здания были полны снега из-за сильнейших ветров, срывавших кровли с высоких домов и тех, что находи­лись на возвышенностях. Все бедняки, возопив "Горе нам!", с ры­даниями и стонами угасали из-за голода и нужды и приближались к смерти. Сосуды растрескивались, деревья отрывались от корней, а птицы небесные гибли от недостатка пищи. Меня же удручала ве­ликая скорбь по рабу Божьему, потому что был он наг телом: не было у него ни хитона, ни шерстяной одежды, ни власяницы, ни рого­жи, ни хижины, но, всего лишенный, он не имел даже куда голову преклонить, потому что ведь и я не знал, где он находится, но лишь одно говорил: "Теперь он умер". Жестокая зима свирепствовала много дней. Наконец, по прошествии двух недель, когда ветер утих, глубоким вечером приходит ко мне этот славный муж. Я же, узрев его, воспрял духом и, поднявшись, обнял его и облобызал святым лобзанием. А после того как мы надолго застыли в объятии, он обратился ко мне, сдержав слезы: "Сядем, возлюбленный брат мой, ибо у меня есть, что поведать тебе". Когда мы сели, молвит он мне радостно: "Приготовь стол, дабы предались мы веселию". Я же, услыхав такую речь, отдал распоряжение все приготовить.

В то время как мальчик был занят исполнением моих распо­ряжений, праведник обратился ко мне: "Господин и брат мой, по­чему, в самом деле, ты так тревожился обо мне, полагая, что из-за стужи я испустил дух, как все мои братья и сотоварищи в бедности? Разве ты не знаешь, что Господь хранит сокрушенных сердцем и спасает смиренных духом? Разве ты не знаешь, что сказавший мне, ничтожнейшему: "Если послужишь Мне всей душой, изведаешь Мои дары и великое утешение, назначенное тебе от Меня", - пребывает со мною? Поэтому, друг мой, отныне вовсе не думай ничего такого обо мне, ибо велика радость для тех, кто верует в Бога всей душой, и в нынешнем веке, и в грядущем". Когда он говорил о столь важном, уразумел я мыслию своею, что в той великой нужде случилось с ним какое-то чудо. Тогда я обратился к нему с умоляющими словами и стал говорить: "Господин мой, где ты был во дни такого несчастья? Ради святого Бога, не таись от меня". Блаженный же молвил мне: "Друг мой во Христе, где же и быть безумцу и дураку, как не в без­умии и дурачестве своем, как и всегда?"

10. О ЕГО СТОЙКОСТИ И ВЫДЕРЖКЕ.

"И все же, брат мой во Христе, любовь твоя и великая преданность побуждают меня дове­риться тебе; но заклинаю тебя Богом, сотворившим это небо и зем­лю, не разглашать никому на свете то, что я намереваюсь поведать, до тех пор пока я пребываю в этой жизни, ибо я говорю с тобой об этом, побуждаемый безграничной любовью к тебе". Когда же я уве­рил его, что буду хранить тайну, он, отворив свои драгоценные уста, заговорил: "Тебе известны, о дражайший, жесточайшая беспощад­ность мороза, стужи и сильнейшего ветра, выдержать которые я не имел сил и погибал, ибо был нагим, неодетым и необутым. И тогда я отправился к таким же, как я, беднякам, чтобы хоть ненадолго укрыться, и они не приняли меня, но прогнали палками, как соба­ку, крича с отвращением: "Убирайся прочь отсюда, пес!" Я же, не находя ни отдохновения, ни спасения, разуверившись в жизни, при­шел в отчаяние и сказал так: "Благословен Господь, и если я все же умру, мне это зачтется за свидетельство; ибо не будет Господь не­справедлив, но, сотворивши стужу, даст мне и выносливость".

И вот, забившись в один из углов портика, я отыскал пса и лег поближе к нему, надеясь получить от него хоть какое-то тепло. А он, увидев, что я приближаюсь к нему, вскочил и отбежал. И тогда я сказал себе: "Видишь, несчастный: настолько ты грешен, что псы - и те презирают тебя, бегут от тебя и даже как пса, им подобного, не принимают. Люди отворачиваются от тебя как от злого демона, со­баки гнушаются тобой, собратья-бедняки - прогоняют; итак, что же тебе остается? Умри, пропащий, умри, потому что здесь не будет тебе спасения!" Когда я в страдании говорил это, сердечное сокру­шение овладело мною, и, скованный стужею, в величайшем трепе­те, я заплакал, к одному лишь Богу обратив свои мысленные очи, дабы разглядеть, что сбудется со мною. И когда все члены мои похо­лодели, думал я, что уже испускаю дух.

И тут я внезапно почувствовал какое-то тепло, и, открыв глаза, увидел юношу, весьма красивого видом, и лицо его сияло, как солн­це. А в руке своей держал он золотую ветвь, увитую лилиями и розами, влажными от росы, совершенно не такими, какие бывают в этом мире, но многоцветными и разнообразными по природе и по виду. И вот, держа это прекрасное растение, он взглянул на меня и промолвил: "Где ты был, Андрей?" Я же отвечал ему: "Во мраке и в тени смерти". И одновременно с моими словами он коснулся мо­его лица этой цветоносной ветвью и говорит: "Да примет плоть твоя силу и жизнь неукротимую". И тотчас благоухание этих цветов про­никло в мое сердце и вложило в меня жизнь, будто некий образ.

После этого слышу я голос, говорящий: "Отведите его для отдыха, пока не минет две недели, и затем он опять вернется: ведь Я хочу, что­бы он еще поборолся". И при этих словах я был погружен в глубокий и сладостнейший сон и не ведал, что происходит со мною, ибо подобно человеку, сладко спавшему целую ночь и поутру пробудившемуся, пребывал я в течение двух недель там, где Божий помысел повелел. А лицезрел я себя в прекрасном и предивном саду, и удивился я в душе своей и рассуждал, что же это было: "Жизнь моя протекала в Констан­тинополе, а что я делаю здесь, не знаю". Не понимая, как в самом деле такое случилось со мной, и находясь в замешательстве, я вновь обра­тился к самому себе: "Вот, я стал по-настоящему безумен: мне было дано благословение от Бога, и я должен был славить и благодарить Его, я же сижу теперь и созерцаю это невиданное диво". Я чувствовал себя как будто лишенным плоти, ибо не сознавал, что на мне плоть. А хи­тон на мне был сверкающий, белоснежный и каменьями усыпанный, и радовался я сильно его красоте. И взглянул я на свой головной убор; был на мне венец, блистающий позолотою, сплетенный из всевозмож­ных цветов. На ногах моих были сандалии, и пояс на мне был красного цвета, удивительно яркий. А воздух этого сада сиял неизъяснимым светом, переливаясь оттенками цветков розы. Благоухания, причуд­ливо сменяющие друг друга, достигали ноздрей, веселя мои чувства. Словно царь, гулял я в Божьем саду и наслаждался, понимая, что бла­женство мое - сверхчеловеческое.

Растения же Бог сотворил там многочисленные, не такие, как в этом мире, нет, но вечнозеленые и разнообразные, медоточивые, с высокой и нежной кроной, склоняющиеся друг к другу в волно­образном движении, несущие усладу, как от созерцания прозрач­ного неба, созданные для блаженных, обращающие душу к огню на­слаждения, радости и веселья. И странно то, что все растения были разного вида и поразному прекрасны, и одним растениям были да­рованы вечные и неувядающие цветы, а другим - только листья, для одних было установлено, чтобы они красовались плодами, у дру­гих же были и цветы, и листья, и сладость, и облик дивный, и пло­ды бесценные, восхитительные и бесподобные. А самое великое чудо заключалось в том, что птицы на деревьях, воробьи, цикады и дру­гие прекрасные создания, златокрылые и белоснежные, пели и ще­бетали, сидя в листве, так что звучание их красивых и сладостных голосов было слышно вплоть до вершины небес. Птиц же этих я пытался разглядеть, и ум мой был в восхищении и восторге, ибо красота этих птиц была такой же дивной и величественной, как у роз, или у лилий, или у другого какого-нибудь вида цветов, кото­рый я мог бы назвать. И вот, пораженный в мысл