36. О ВИДЕНИИ ПРОРОКА ДАВИДА.

И снова в один из дней, когда заканчивался[15] Великий Пост и множество людей царствующего града славило владыку Христа пальмовыми ветвями и гимна ми, блаженный Андрей увидел седовласого мужа, весьма красиво го, который появился в храме Святой Мудрости Божьей с бесчисленными спутниками, и держали они пальмовые ветви и кресты отбрасывающие блеск молнии, и пели они мелодию, приятную, cладостную и спасительную. Подбадривая друг друга, они шествовали, как будто направляясь к амвону, и лица их были прекрасны. А тот седовласый держал лиру и ударял по струнам, подыгрывая поющим так что блаженный, очарованный и обрадованный этим зрелищем, запрыгал и сказал: "Вспомни, Господи, Давида и всю кротость его: вот, услышали мы Госпожу-Заступницу, и нашли Ее и радостную Мудрость, похожую на Нее". Когда он говорил это, некоторые из мудрецов, находящихся там, стали говорить ему: "Как же это, ду­рачок? Взгляни, ты совсем не прав: разве имеет Псалтирь в этом отрывке из стиха указание на Госпожу-Заступницу? Так о чем же ты говоришь?" Отвечал им святой: "Жилище, жилище и Божие от­дохновение". Они же, как услышали это, из-за неведения своего захохотали и, высмеяв его, удалились. А блаженный узрел Давида и сказал следующее: "Пребывая среди старых поколений, ты рек: "Доколе не найду места Господу, жилища - Богу Иакова". Смот­ри же, теперь ты нашел жилище Богу, отдохновение и дом, во-пер­вых - заступающуюся за нас Великую Госпожу, затем - эту вели­кую Церковь Божию: ведь она - дом Божий, и жилище его - она. О, если бы вы видели, какие замечательные напевы играет он в этот час!"

После того как все это было увидено и сказано праведником, он сразу же покинул церковь, вышел вон и стал обходить закоулки, приплясывая и шепча губами. И встречает какого-то богатого чело­века, проходящего мимо, и говорит ему: "Дай мне что-нибудь". А тот в ответ: "У меня ничего нет, дурень". Праведник промолвил: "Хо­рошо сказал Краеугольный камень, что игольное ушко не вместит тебя". А тот в ответ: "Вот дурак - так дурак, разве бывает иголь­ное ушко, через которое можно было бы пройти?" Сказал правед­ник: "Недоумок, узко и сжато игольное ушко, ведущее к жизни, а ты сам толстый и жирный, тучные же земли не пройдут через него. Ведь даже осел, лягающийся на прямой дороге, никогда не пройдет по узкой улице". Услыхав это, богач рассмеялся и сказал: "Поверь: хоть ты и дурак, а здорово оскорбил нас!" Отвечает ему праведник: "Дай мне монету, потому что я беден". А тот: "У меня нет монеты". Молвил праведник: "Дай мне сребренник". А тот отве­чает: "Как, если у меня нет?" И говорит праведник: "Тогда дай мне обол или кусок хлеба". Праведник сказал это, взывая к его бессерде­чию и зная, что нет в нем жалости. А тот ответил: "Ты знаешь, сколь много мы, богатые, тратим". Промолвил праведник: "В ульях очень много пчел, но одни влетают, другие вылетают, так же и муравьи, но, как море, дракон и аид ненасытны и ненаполнимы, так и бога­тые". Потеряв при этом самообладание и ничего не сумев добить­ся, он, словно один из сумасшедших, осмеял его и ушел. И сказал самому себе: "О слепота и огрубелость души! Как можем мы, безжа­лостные, увидеть лик Господа? О жестокое своеволие и равнодуш­ная совесть! Почему мы относимся к Богу святому, как бездушные камни, и не думаем, несчастные, о том, что рождены мы здесь, но уйдем-то в другое место, и о том, какую защиту мы хотим предста­вить пред тем грозным и нелицеприятным Судией. Но поспешим и мы, душа моя, к предстоящей цели, и перемелемся в мельнице, ведь недалеко мы и уйдем оттуда, где излюбленное пастбище и текущая медом вода; пойдем, жалкий безумный ослик, возьмем на себя нашу духовную работу, как молодой осел - Господа, дабы, когда один оставляется, а другой берется, мы были замечены в сретение Господу святыми ангелами".

Сказав это, он пустился плясать и бегать. А сидевшие у дверей своих мастерских и проходившие мимо смотрели, как он танцует и говорили: "Привяжи осла, привяжи осла!" А блаженный отвечал: "Похороните своих ослов, похороните, потому что они скончались". Такими словами святой говорил им, дескать: "мой осел, хоть и ля­гается, живет благочестиво, а ваш уже помер от греха, разлагается и нуждается в погребении, чтобы не пахнуть и не удручать людей".

Случилось же в то время, что дьявол проявил дерзость в отноше­нии Епифания и начал жестоко жечь его демон разврата, ввергая в величайшее безумие. Посему милый юноша печалился и досадовал, волнуясь, как бы его драгоценное достоинство не было испачкано грязью смрадных нечистот. Много он и постился, и бодрствовал, и со слезами взывал к Богу, чтобы не ввергал его в такую погибель, од­нако проклятый не отпускал его. Он преследовал его гнусными по­мыслами, распаляя плоть, и завлекал, чтобы достойным сожаления образом ввергнуть душевную красоту его в грязь распутства, так что даже в снах Епифаний представлял, как сходится с мерзкими жен­щинами и приобщается ко греху. Но всякий раз, как это ему пред­ставлялось, он вставал и, выжигая свою природу, съедал три унции соли, наполняя горечью свои чувства; из-за соли он ужасно чувство­вал себя и потому понимал, что слабеет в этой войне. Но увидел он во сне демона распутства, словно похожего на вымазавшегося поро­сенка, стоящего в человечьем дерьме и воняющего; и какой-то юно­ша, одетый в белое, стоял напротив него, держа терпкое питье, и ударами вынуждал его пить; тот же даже гнева его не мог вытер­петь. И спросил черный одетого в белое, говоря: "Скажи мне, зачем это ты предлагаешь мне принять это питье?" А тот ответил ему: "Коль скоро ты заставил дитя Божие Епифания раздражать свои внутренности солью, из-за этого тебя следует привлечь к суду пред Богом и наказать". Черный же сказал: "Горе мне, отец: желая послужить тебе, я столкнулся с такими ужасами! О, сила, сила ис­ходит от тебя, Назарянин, ибо распилил ты мои внутренности!" Сказав это и взяв напиток, он насильно выпил и, наполнившись злобой и ни с чем не сравнимой горечью, он удалился, удрученный. А Епифаний, очнувшись от видения и удивившись Божьему челове­колюбию и скорой поддержке, рассмеялся в лицо негодному дьяволу.

А через несколько дней встретил его блаженный Андрей в одном из портиков, когда тот возвращался с божественной службы, и, за­видев его, улыбнулся и сказал: "Я овца из твоего духовного стада, я люблю соленую воду и ем соль". Услыхав это, Епифаний сильно удивился сказанному и промолвил: "Порой даже такое не укрыва­ется от тебя! Однако, почтенный господин, ты оставил меня и - взгляни! - лукавый демон принуждением своим устроил все это". Ответил святой: "А разве кто-либо может быть назван воином, если не участвует храбро в войнах и столкновениях, не побеждает и не проходит через испытания? Как же узнает Бог, что ты любишь Его, если не увидит, что ты воюешь с дьяволом? И как примешь ты на­граду, не выстояв перед испытанием и злыми умыслами глупцов? Ведь все живущие борются, пока длится их час, и, до тех пор пока продолжается их время, они страдают, подвергаются испытаниям, для того чтобы сегодня или завтра, умерев телесною смертью, достигнуть чего-то прекрасного, чтобы воздалось им за это в страшный Судный День. Сколько же слепых, мертвых, бесполезных, темных в своей человеческой сущности! Они сладко спят, пьют, стремят­ся к отдыху, предаются распутству и чревоугодию, смеются, поют, играют на кифарах и с легкостью удовлетворяют желания плоти, не помня ни о Боге, ни о Суде, ни о воздаянии, ни о Царствии Божием. Они всегда сходятся с дьяволом в своих устремлениях, и он, видя это, тщетно дает им в этом мире наслаждение, как своим друзьям и пособникам. Но увы, какое мучение ждет их! Вот почему, дитя мое, принуждения, о которых ты говоришь, станут сладостными для нас, если мы выстоим. И сколь принуждаем ты к движению и воспалению плоти - но противостоишь лукавому и благородно переносишь это, - столько и венков сплетут тебе, и награда твоя увеличится. Посему не пренебрегай этим, дитя мое, но будь стоек, дабы получить вознаграждение и стать наследником Царствия Небесного. Ведь сегодня или завтра этот мир пропадет, как, сон пробудившегося, исчезнет, как дым, и все пройдет, и только мы блуждаем, нисколь­ко не имея стойкости в испытаниях. Разве ты не слышал, что "мно­го скорбей у праведных, и от всех избавит их Господь?" Разве ты не слышал: "Скорби и горести постигли меня, заповеди Твои - за­бота моя"? Разве ты не знаешь, что Бог положил дни наши как дни борьбы, чтоб состязались мы с демонами, чтобы, бодрствуя и молясь день и ночь, выполняли в борьбе наставления Бога? Так за­чем же ты краснеешь, дитя мое, из-за того, что дьявол нападает на тебя? Лучше радуйся и веселись, зная, что, если мы не поваримся в испытаниях, не сможем стать самым отрадным хлебом для Бога, ибо нуждаемся в стойкости". После того как святой сказал это, Епифа­ний, возблагодарив Господа и святого, ушел домой.

А вернувшись домой, он вдруг увидел юношу, обратившегося к нему со словами: "Господин мой Епифаний, любимый твой друг Рафаил заболел и передает тебе, чтобы ты шел проведать его. Поспе­ши же, ибо, как мне кажется, ты больше не увидишься с ним". Услы­хав это, он тотчас залился слезами и, следуя за вестником, удалил­ся вместе с ним. Войдя в дом, он сел рядом с больным и понял, что приближается его конец. Тогда, охваченный страхом из-за любви к другу, он долго оплакивал его, потому что сильно любил. Как толь­ко он ненадолго прекратил причитания, лежавший начал страшно биться в агонии и стенать, так что испугался не только Епифаний, но и те, кто жил в его доме. Епифаний же стал спрашивать, чем он приведен в такое смятение. Придя ненадолго в себя и узрев Епифания, он ответил: "Увы мне, милейший мой брат, ибо все мои духов­ные труды похитили демоны: ведь когда я был прижат к земле и охвачен жаром, увидел я Божьих ангелов и гнусных демонов, будто взвешивали они содеянное мною, и дурные дела превзошли хорошие, посему я убежден, что не найду пристанища в блаженных шатрах праведников, но попаду во внешний огонь: ведь я видел, что ангелы удалились от меня опечаленные. Когда они уходили, один из них сказал мне: "Горе тебе, несчастный, ибо плохо пользовался ты своей жизнью"". Как только лежавший на своем одре умираю­щий изрек это, взбесившийся в нем демон сотворил великий шум и волнение внутри него, и лежавший стал метаться, терзаться и изда­вать бессмысленные звуки.

А Епифаний, весьма сочувствовавший его душе, сидя в скрытой кладовой, со слезами возносил молитву за него Господу, чтобы хоть (дьяволу) не дать возможности выставить его на посмешище. Но сагана, сидевший там со своими демонами, как только распознал молитву Епифания, набрался, злокозненный, ужасной дерзости из-за того, что ему казалось, будто больной уже предназначен ему, и решил сбросить Епифания с того места, где он сидел, в находя­щийся поблизости люк комнаты. Но тот, быстро разгадав это в уме, встал и сделал невыполнимым его замысел. Не достигнув своей цели, гнуснейший снова начал делать того несчастного посмешищем, и тотчас лежавший стал щипать свою бороду, а затем издавать зву­ки, как козел, и то высунув язык, непристойно пускал слюну, то, словно пастуший пес, грозно лаял на находившихся вокруг, так что испытывали великий страх все смотревшие на лающего в нем демона. Находившиеся там стали спрашивать Епифания, откуда демон вял над ним такую власть, чтобы творить это. Он же отвечал им: "Братья, я ничего не могу сказать на это, но догадываюсь, что был он связан великим грехом и так и не отошел от него вплоть до сего времени, не признался в нем и не раскаялся, а через это дьявол наследует нераскаявшихся". И вот, в этом терзании он окончил жизнь.

Но в один из дней Епифаний, найдя блаженного Андрея, расска­зал ему все случившееся с тем юношей и попросил объяснить, из-за чего несчастный умер, как лающая собака. Ответил святой: "Тот твой друг был развратный и злопамятный человек. Ведь он, оста­вив свою жену, бессовестно сходился со своей служанкой и, будучи диаконом, не трепетал, несчастный, перед страшной силой недося­гаемого Божества. Зная же, что греховен, он не успокаивался, но. носил свою ризу и совершал богослужение в распутстве и презрении к жизнетворным и внушающим трепет таинствам, ибо считал, что будет скрыт от Господа нашего Бога. А ведь развратный священник и распутный и растленный диакон будут прокляты пред Госпо­дом Богом, ибо стоящий у святого алтаря должен быть совершенно чист. Ты ведь знаешь, владыка Епифаний, что Бог не нуждается в нечистых служителях, ибо ненавидит прелюбодейный и греховный род. А некоторые из людей полагают, что вымыслом является хрис­тианская весть: поэтому они придумывают безбожное, помраченные глубинами забвения, и бессовестно удовлетворяют страсти. Не ве­дают они, каков дракон, ужасный и жестокий, - я говорю о Владыке мира, - посылаемый в смерти каждому, чтобы разузнать о его дур­ных делах и вместе с Божьими ангелами вынести суд согрешившим душам, а также чтобы выведать, где и как найти ему душу, возлю­бившую тьму, и унаследовать ее. Многие ведь распутничают с радо­стью и прелюбодействуют с дарами и гостинцами и растлевают жал­кую сущность своей души, и не знают, какая смертная мука, стра­дание и боль ждет их, и горечь, и дрожь, и терзание. Что же до ожидающего их потом, - пощади, Господи! Ибо кто может расска­зать о том, от чего даже ангелы дрожат и трясутся, как подумают об этом? Ведь таков тот огонь, потому что он охватывает ужасно и жестоко даже саму бестелесную природу, если она впадет в заблужде­ние, - я говорю о природе ангелов, от которой и происходят демо­ны. Итак, ты видишь, что такая погибель постигла и твоего друга: ведь он, несчастный, не довольствовался женой, которая у него была, но льнул и к служанке: совершая с ней позорное дело, он нагромоздил долги души своей до предела. И пришел конец, пришел дракон, пришли и святые ангелы; они исследовали то, что произошло с ним, и нашли, что его жалкая душа загрязнена, заплесневела и смердит, вымазанная дерьмом и серой. И они отвернулись, а дьявол привлек его к себе и выставил на посмешище, как он это любит. Ведь свя­щенник должен приложить большое старание, чтобы не подойти к святому алтарю, будучи грешным, ибо, если он входит запятнан­ным, он не только не приносит никакой пользы, но даже наоборот, и принимает там великое осуждение и прибавление греховности. Ведь из-за него не сходит туда Святой Дух, и собравшиеся там ли­шаются благодати Духа Святого".

Было воскресное утро, когда праведник говорил об этом с Епифанием, и какой-то придворный проходил мимо по направлению к дворцу: озабоченный распадением плоти и страстью к своей жене, он сошелся с нею. Когда же он прошел во дворец и оказался рядом с праведником, блаженный Андрей, взглянув на него, понял, что с ним произошло и что он сотворил в святое воскресение, и говорит ему: "Вот безумец, который запятнал святое воскресение и идет запятнать также и дворец!" А тот, как услышал, сильно удивился и, улыбнувшись, прошел мимо. Однако по дороге рассказал своим друзьям, как праведник поведал о содеянном им, и одни удивля­лись, другие не верили, а третьи полагали, что он рек это от демо­нов. Епифаний же дивился предвидению этого мужа. И блаженный Андрей сказал ему: "Этой ночью увидел я, как одна женщина - царица, увенчанная короной царственной, украшенной жемчугом и драгоценными камнями, - осуждала того придворного, прохо­дившего мимо нас: "Как, - говорит, - осмелился ты осквернить мой дворец, несчастный? Неужели не довольствуешься ты целой не­делей, ненасытный, чтобы быть в своей похоти, но безрассудно по­сягаешь и на святой день? Клянусь женихом моим Христом, если только ты сделаешь это во второй раз, то уж не сделаешь в третий!" И, сказав так, она отошла от него. Я же, как увидел это, дитя мое, опечалился в сердце своем и поругал его: может, он проявит благо­разумие. Если же он сделает это во второй раз, то не сделает в тре­тий, это означает: "Я призову серп против него и скошу его". Ведь с того момента, как человек умрет, больше уже и не грешит, и не поступает справедливо, ибо обретает покой, как только душа его осво­бодится от тела".

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Сказал ему Епифаний: "Если я обрел у тебя расположение, воз­вести мне, какова есть душа человеческая. Я ведь и сам знаю то, что касается ее, но не настолько доверяю своим догадкам, насколько смогу поверить божественным словам, реченным мне тобою". Отвеча­ет ему блаженный: "Дитя, душа человеческая охватывает все. Ведь она - или жизнь, или, так сказать, бог плоти нашего земного тела, и не что иное, ибо Бог дал ей силу созидать жизнь, управлять, согре­вать и одушевлять его своим теплом. Без нее ведь наши тела - грязь, прах и пепел". Говорит Епифаний: "Я и сам знаю это, но спрашиваю, какова сущность души и каково ее обличив после того, как она вый­дет из тела, а также какова грешная душа и каков божественный признак души праведной". Блаженный ответил ему: "Сущность ду­ши - это мыслящий дух, легкий и премудрый, весьма разумный дух и наитончайший, спокойный, приятный, умиротворенный и очень мягкий, выточенный до каких-то невидимых членов, несказанно пре­красный и сладчайший, являющийся благопристойным и желан­ным для Бога и для хороводов святых ангелов. Изначально все люди сияют ярче солнца, а по мере роста и взросления они становятся та­кими, какими мы их делаем. Не равны в блеске души всех живу­щих в добродетели, однако каждый, насколько усердствует, настоль­ко и украшает собственную душу в божественной и доблестной борь­бе. Но в то же время, как я сказал, каждый блистает в соответствии с тем, за что сражается, и сияет настолько, насколько близок к Богу. И сколько кто терпит страданий и трудов ради Господа, настолько И поднимается, приближается к Богу, светится, сияет и становится Богом по сопричастности, по милости Святого Духа. Подобно тому как железо черно и холодно, но, находясь длительное время в огне, начинает сиять сильнее, так и люди: огнем является Дух Святой, мы - черное железо, и насколько мы стойки во время поста, во все­нощной, в молитве, в прошении, в воздержании, в том, что установ­лено для нас Святым Духом, настолько мы блистаем, сияем и сверка­ем. То же самое отнеси и к душам, находящимся во грехе: изначаль­но, когда они зачаты в обители вынашиваемых зародышей, в чреве своих матерей, они непорочны, но когда они освобождаются для жизни и начинают грешить, они покрываются мраком, и насколь­ко они опускаются в глубину, вращаясь в грязи греха, настолько они становятся черными, как сажа. Прими это разумно, о дитя, как наставление души твоей, потому что ты самый дорогой для меня птенчик".

Епифаний же, взяв блаженного Андрея, пошел к святому Агафонику[16]. Расположившись вблизи его источника, так как место там было спокойное, молвил ему Епифаний: "Скажи мне, какое творе­ние создал Бог прежде остальных? Я жажду услышать это от тебя, как от источника, струящего молоко и мед". Отвечал святой: "Бог всегда существовал со своим Словом и Духом, хотя некогда не было ничего из ныне существующего, и был Всевышний в то самое время в тишине и молчании, ибо не было никого другого, чтобы погово­рить. И исторг он из духовных своих и огненосных уст Слово свое и Бога - осмысленно слушай, дитя, дабы ты мог принести пользу и другим. Затем задумал Всевышний создать мир и воскликнул: "Да будут века!", и тотчас они возникли. Сначала он изрек Слово, и Рож­денный завершил это дело. Таково ведь Слово - Сын, прежде веков рожденный от Отца без изменения. Ведь оно было названо порож­дением Слова Божьего, когда, рожденное от Отца, было положено как первый краеугольный камень, и тогда оно завершило бесконеч­ные века, основав их в Себе Самом. Итак, лежит как краеугольный камень и в то же время пребывает с Отцом это Слово, в конце концов ставшее ради нас Человеком благодаря святейшей Богородице Ма­рии".

Епифаний промолвил: "Объясни мне попроще, какова сущность этих веков". И праведник ответил: "Протяженность их существо­вания непрерывна, как продолжительность времен и бесконечность эпох, сущность же их - многообразный и предивный дух, насчиты­вающий семь стадий. При них стали восприниматься разумом ан­гелы и люди, и они приняли начало движения, ибо Господь им предо­ставил нашу жизнь[17]. И вот они побуждают нас идти и продвигать­ся безостановочно, подобно им. Дорога же их и путь имеет начало, но вовеки не примет конца. Ведь в начале веков перворожденный[18] прошел их путем, но из-за нас не смог уйти от них, потому что ведь мы и он - одно, по рождению и по крови, предела же эти семь веков мира, измеряемые годами, еще не достигли. По исполнении же их Бог поднимет устрашающий дух над всей землей, и соединятся кос­ти людей, каждая в своем сочленении, и приладятся и прикрепят­ся , и присоединятся к ним жилы и плоть, и каждому телу будет дана нетленная его душа, освобожденная от пристанища, в котором она заключена ныне. И тогда вострубит ангел в страхе и трепете, и вос­станут мертвые в мгновение ока, и низойдет Судия, и воздаст каж­дому по делам его. И тогда, наконец, возьмет начало восьмой век и, как говорит Соломон: "Дай часть семи и даже восьми". Но этот век не будет иметь завершения, и праведники же будут пребывать в несравненной радости, а грешники - в нескончаемом наказании. Ибо люди будут нетленными и бессмертными после воскресения из мертвых, и рай вечным, а наказание нескончаемым, век же - бес­конечным и беспредельным: ведь "век" толкуется как "вечно сущий", простирающийся в беспредельные и недосягаемые места, не имеющий вообще границы или завершения".

Епифаний сказал: "Каково второе творение Бога, если первым соз­данием стали века?" Ответил праведник: "Небесные воинства: ведь поскольку Всевышний бестелесен, Он создал сначала бестелесный, мысленный и нематериальный мир". Епифаний промолвил: "Силы небесного воинства были приведены для бытия в этот мир в одночасье или одна за другой, как Творение?" Святой ответил: "Он мог и од­ним словом выставить все небесные легионы пред грозным троном своей поразительной славы, но знай, что, подобно тому как Он сотворил один за другим видимые элементы находящегося здесь мира, так были созданы и небесные воинства. Сотворив же многообраз­ный дух веков, Он взял от него, как от земли, тело, и создал по поряд­ку чистейшие и святейшие силы небесных строев: во-первых, херу­вимов, затем серафимов, затем престолы, господства, начальства, власти, силы, ангелов и архангелов бесчисленных небесных сил: Михаила, Гавриила, Уриила, Рафаила и Самаила, имеющих пер­венство среди бестелесных сил. Ведь Самаил - это Сатана, сброшен­ный с небес не потому, что не поклонялся Адаму, как поняли неко­торые, рассказывающие сказки (потому что человек еще не был соз­дан), но из-за того он был низвергнут, что замыслил установить свой трон на облаках и быть подобным Всевышнему - так он позавидовал славе Господа. И поэтому сбросил его Господь сверху вниз со всей его ратью, с которой он задумал это. И вот когда Бог выставил великие полки, которые не сосчитать человеческой мерой (как сказало Едино­родное Слово Бога блаженному Петру во время страстей своих, что "Я мог представить более, нежели двенадцать легионов ангелов"), то, откуда упали они, туда поднимается хор спасенных, с тем чтобы восполнился от людей двенадцатый строй ангелов Божьих.[19] Ясно ведь, что во второй черед были завершены небесные воинства".

Епифаний сказал: "А третьим что сделал Бог?" Ответил святой: "Он создал Эреб и хаос, тьму и воду, огонь, туман и мрачные области подземного мира. Вода же не была стоячей, но, напротив, бурлящей и подвижной, "ибо Дух Божий носился над водой", как говорит Свя­щенное Писание, и Он сделал ее течение прямым и упорядочен­ным и согрел ее. Дух же тот не был Дух Святой, вовсе нет, как пола­гают некоторые, но Дух, который и сам был сотворен и от которого были созданы ветры".

Епифаний спросил: "Как существуют родитель Отец, рожденный Сын и Дух Святой?" Святой ответил: "Можно рассмотреть все это, исходя из строения человека, ибо Отец есть ум, Сын - слово, Дух - свободное дыхание, с помощью которого мы вдыхаем воздух. Ведь, подобно тому как кто-либо владеет собственным разумом, разум - словом и они принадлежат единому целому вместе с телом (ибо душа является умственной, говорящей и духовной, и при этом сущность души - это одно, сущность ума - другое, а сущность слова - третье, как я полагаю; однако суть каждого из них одна, и природа одна, как очевидно, и энергия - одна и та же, и воля их одна, за исключе­нием тела), в соответствии с этим исследуй и божественность, и ты обнаружишь, что разумом является Отец, словом - единородный Сын его, а духом - Дух Святой, потому что через эти три ипостаси единый Бог и воспринимается, и провозглашается подобающим Богу образом".

Епифаний промолвил: "Можно ли считать Божество антропоморф­ным?" Блаженный ответил: "Никоим образом, дитя, не является Оно, как ты говоришь, антропоморфным и не похоже ни на какое творение, но ведь никто и не видел, каково Оно, чтобы описать Его форму. Однако Бог часто является зримым для избранных своих, представляя Себя так, как того требует сила желающих увидеть Его".

Епифаний спросил: "Как может Христос, Бог и человек, имею­щий одну ипостась и в божественности и в человечности, называть­ся единым же Сыном с двойной природой?" Святой ответил: "Не смей [говорить так]! Слово Бога, как сказал Иоанн Богослов, стало плотью и обитало с нами, не изменив божественной сути, но, будучи Богом, Слово это стало воистину и человеком, имеющим смерт­ную природу и волю, но сохраняющим невредимой природу и волю Божества, и ипостась каждого из них была одна, сущности же две, и един лик божественности Его и человечности, ибо из божественно­го Слова был выведен священный образ Его человечности. Единым Сыном Он называется потому, что из одной ипостаси происходят человечность Его и божественность, подобно тому как и мягкая при­рода воды часто, когда замерзает, приобретает два названия, что легко доказать: ведь когда это собственно вода, она имеет одно на­звание, когда же в лед обращается, по необходимости приобретает и другое, чтобы называться льдом. Таким же образом, наконец, и Бо­жественное Слово, пока не стало плотью, считалось Богом, а пос­ле воплощения и Божественное Слово, и Сын Человеческий стали называться единым Сыном Бога, осуществившимся благодаря своему единству в двух последовательных сущностях".

Епифаний спросил: "А видимое небо - какой покров оно имеет над собой?" Святой отвечает: "Как снизу облака его покрывают, так и сверху оно покрыто громадой вод. Ибо говорит Давид: "Покрыва­ющий небо водами", предлагая в качестве ответа слово "основа­ние"". Говорит Епифаний: "Сколько же, как кажется, небес су­ществует? Одно, согласно Моисею, или есть также другие?" Святой сказал: "Если Моисей говорил иудеям, живущим в тени и пригвож­денным к светильнику, что в начале сотворил Бог видимое небо и землю, лишь одно назвав небом, то блаженный Павел, ставший законодателем новой благодати, воскликнул: "Бог знает, что этот че­ловек был восхищен до третьего неба". Тот говорит, что небо одно, видимое, апостол же - что есть видимое и невидимые. Посему надо верить новому законодателю, ибо связанное с новой благодатью ис­полнено определенности и всякой истины и благочестия".

Епифаний промолвил: "На небе существуют духовные воинства и над ними - Бог: что же находится выше Бога? Открой мне, про­шу!" Святой говорит: "Клянусь Иисусом, когда ты спрашиваешь об этом, то говоришь о возвышенном и недосягаемом, однако я открою тебе и это. Над всеми духовными силами находится Бог, и справа от Него восседает Христос на грозном, как молния, престоле, а от Него исходит грозное сияние грозного света в сладостном благоухании, питающее все небесные войска. Выше Бога находится воздух, слов­но янтарь, белый, как снег, и он простирается в бесконечную вы­шину, а в нем - божественность, и снова уходит в грозную вышину и в зияющее море тот воздух, и в нем божественность. Итак, дитя мое, нет предела этой вышине, посмотришь ли ты в ту или в эту сто­рону, - все одно и то же, потому что никогда не обнаружишь ты границы воздуха и божественности: ведь бездна воздуха взывает к бездне, как слуга к грозной сути Божества, и к молнии - неизре­ченной божественности". Епифаний говорит: "Откуда ты столь точ­но знаешь об этом и говоришь так, будто всегда это знал?" Святой ответил: "Тот, чьи духовные глаза Бог откроет и осветит, многое знает и видит, а видя, впадает в экстаз".

Говорит Епифаний: "Какую разгадку имеет реченное Господом: "Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в суббо­ту"" А святой ответил: "Поскольку Великое Око, предвидев­шее будущее, словно пророк, узрело, что предстоит Иерусалиму пе­рейти в руки римлян для полного истребления из-за неверия его, и предрекло им следующее: если случится бегство их зимою или в субботу (согласно их обычаю, по субботам они лежат распростертые и никак не могут подняться и бежать), то они безвозвратно попадут в руки врагов. Что же до зимы, то я полагаю, что Оно говорило так из-за холода и необитаемости гор, ибо, если они убегут, то где найдут, чтобы укрыться, если велика жестокость зимы в горах? Одна­ко истина была скрыта в этом намеке, и случилось, как Оно пред­сказало: ведь текло Оно, что камня на камне не будет там найдено. И случилось так: по истечении некоторого времени пришедший из Рима Антиох по слову Господа довершил для них все несчастия, о ко­торых Создатель ранее говорил намеками".[20]

Епифаний промолвил: "Что сказал пророк: "День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание"?" Блаженный ответил: "По­дойди ближе к Иордану, и найдешь искомое. Ведь Отец - это день, или свет, и крещеный Сын - это день, или свет, а слово, которое в середине, - это Дух Святой, потому что в образе голубя он туда спу­стился; ведь апостол Павел говорит о Духе: "И меч духовный, кото­рый есть Слово Божие"; а Предтеча - ночь по отношению к боже­ственности, иудеи, в свою очередь, - более слабая ночь в отноше­нии Предтечи; а знанием является вера в Отца, и Сына, и Святого Духа, провозглашенная Иоанном иудеям".

Епифаний говорит: "Вода, изливающаяся из дождевых туч зи­мой, с неба проистекает или из другого места в облаках собирает­ся?" Святой ответил: ""Я полагаю радугу мою, - говорит Бог, - в облаках": эта радуга, таким образом, по повелению Бога, собира­ет морские воды, будто мех, и кладет в полости облаков. И когда Бог подаст знак отдать их земле, вырывается ветер с громким ревом из чрева радуги; а ветер тот гремящий и будоражащий и лишь про­сверлит тучи внутри, создавая полость для воды, изливает ее по ширине облака, получившего, как я говорил, это отверстие. Поэтому тучи увеличиваются, чтобы быть готовыми принять воды. И вот когда придет первый грозовой ветер, уплотнит тучи и наполнит их влагой, тогда, в свой черед, поднимается другой ветер, пропитан­ный водою и тоже грозовой, и наполняет облака водой, насыщая их, как губки. А после этого открывается другое хранилище из содержащих воду и вырывается ветер, находящийся в нем, вместе с громом, прокладывая подступающей воде путь к облакам. Таким обра­зом, всякий раз как открывается хранилище вод, слышны и раскаты грома, ибо гром предшествует воде. Однако часто идет дождь без грома: но эти стихии не проистекают сами по себе, а Господь Бог приказывает, чтобы его ангелы направляли их, как и все небесные стихии".

Молвил Епифаний: "Из-за чего Христос назвал Иоанна Богосло­ва Сыном Грома?" Святой ответил: "Я думаю, из-за того, что он черпал заповедные воды Евангелия из бессмертного источника. Ведь Господь - тайный гром, ибо он поднялся в духе на небеса, как апо­стол (а апостолы - небеса духовные), и прогремел через них Еван­гелием всему Творению. Итак, Господь - гром, сын же грома - Богослов, ибо страшнее его никто другой не мог греметь, он есть сын Бога благодаря исключительной милости, как никто другой. Гром, стало быть, есть Дух Святой, Иоанн же - сын Святого Духа, как и Господь говорил святейшей Богоматери, когда Он висел на кресте: "Жено, се сын Твой". И снова взошел на небеса Господь после вос­кресения из мертвых и воссел одесную Отца своего, и тогда загрохо­тал Он сильным громом с помощью Святого Духа, ниспослав Его в образе огненных языков на апостолов. Главою евангелистов явля­ется Богослов, и Белым Конем прозывается, и Сыном Грома".

Епифаний сказал: "Откуда выходит молния и какова ее сущ­ность? " Святой ответил: "Сифоны собирают морские, речные и озер­ные воды и, наполнившись ими, поднимаются вверх и опорожня­ются в бездны хранилищ, и, когда наполняют их все, то расходят­ся, так как остаются частично твердыми по своей структуре. Итак, молния является защитой тех хранилищ и удерживает в себе всю воду, и пожирает всю ее соль и грязь, если, конечно, она из моря; и спускается ангел Господень, и древом драгоценного Креста явно подслащивает те воды. Впрочем, молния предшествует грому, за­вершает натиском свой путь в облаках и очищает, и приготавлива­ет их, и, если окажется промежуток в облаках, выстраивает их по прямой. Чаще всего она изливается в воздух, сверкая и вспыхивая у земли, и часто, если велик ее натиск, она появляется, сверкает и достает даже до земли, и все, чего коснется, пожирает и сжигает. Ведь силой воспламенения она обладает, превосходящей земной огонь, а может быть, говорю, и негасимый огонь Наказания. Что касается того, что Бог произвел эту молнию ради дождя, то это не мое мнение, ибо пророк говорит о ней: "Молнии Бог сотворил для дождя", - а другой пророк говорит: "Направляющий воды при помощи молний и ливнями выплескивающий в глотки облаков дож­девую воду". А сущность молнии происходит из небесного огня: подобно тому как солнце производит свое сияние через собственные лучи, так и молния является отблеском вечного огня, то есть нахо­дящегося над твердью. Представь же тот небесный огонь, который Илия молитвой низвел на дрова, и на всесожжение, и на жрецов сты­да, и на пророков Иезавели: молния стала материальным и овеще­ствленным отблеском этого огня".

Епифаний спросил: "Правы ли говорящие, что это пророк Илия громыхает в повозке и сверкает молниями в облаках и что он пре­следует дракона?" Отвечает святой: "Нет, дитя, совершенно не так! Крайне неразумно даже ушами воспринимать это; ведь только люди, поврежденные умом, из собственных измышлений написали такое, как "Христос, слепив из глины воробьев перед иудеями, дунул на них и бросил в воздух, и они полетели" и еще: "Снег стал мукою"; ведь как это ложь, так и то ложь. О, сколько чудовищного пропове­довали еретики, искажая учение - знай это! И нужно, чтобы каж­дый христианин отвергал такое. Илия, следовательно, не пребыва­ет на небе, вовсе нет, да и на колеснице не восседает, но, что касается дождей, то он имеет милость упросить Бога, чтобы в засушливое время Он дал земле дождь, поскольку никто не восходил на небо, но только Сын Человеческий, сущий на небесах. А он живет во пло­ти и находится на земле, живет и Енох и ходит среди многих, и нет никого, кто бы знал его, живет также и Иоанн Богослов и существу­ет в мире, как жемчужина в грязи, отпущенный жить во плоти на земле пред ликом Иисуса Христа, дабы заглаживать наши грехи и отвращать праведный гнев Его, направленный на нас, когда умно­жатся заблуждения наши до того, чтобы истребить нас за грехи наши. Так, многие праведники видели его,[21] но не открыли его из-за маловерия и суетливости порочного человеческого разума. Итак, эти трое будут жить до конца и, сразившись с Антихристом, победят его,