Люди вокруг Дженнеты подобрались все больше добрые, сострадательные. Да и как не сочувствовать хорошенькой семилетней девочке в инвалидной коляске? Глазищи карие, бантики белые, песни поет из репертуара группы «Ранетки» — как тут не сочувствовать?

Началось с того, что благотворительный фонд «Созидание» стал собирать Дженнете деньги на дважды или трижды в год необходимый курс бифосфонатов. У девочки несовершенный остеогенез, повышенная ломкость костей. Если лечить бифосфонатами, то патологические переломы становятся реже, а то и вовсе прекращаются. И сами бифосфонаты недорогие, но лечат ими в единственной частной клинике в Москве. Клиника дорогая, жить в Москве дорого, дорого лететь в Москву из Туркмении, откуда Дженнета родом. Вот на это все и собирали деньги.

Постепенно стало понятно, что летать из Туркмении нет никакого смысла. Дженнете ведь не только бифосфонаты нужны, но и зубы полечить, например. А в Туркмении нельзя. Редко какой стоматолог возьмется лечить девочку, у которой кости (а стало быть, и зубы) как хрусталь. К тому же, как только присылались из Москвы благотворительные деньги Дженнете, сразу приходило туркменское КГБ: не шпионка ли?

Сняли в Москве квартиру. Собирали деньги на квартиру, на лекарства, на еду и одежду Дженнете, Дженнетиной маме и младшей сестренке.

Устроили девочку в школу. Не по праву, а из милости. Нашлась директор, всерьез настроенная на инклюзивное образование. Вот и зажили кое-как, только все равно трудно, все равно на птичьих правах. Врача из поликлиники не вызовешь, если ОРЗ или ангина, медицинской страховки нет, регистрация временная, инвалидности нет…

Дженнетина мама продала все, что было в Туркмении, купила квартиру. Во Владимирской области, в бывшем каком-то туберкулезном бараке: на большее не хватило денег. А смысл этой квартиры был в том, чтобы оформить девочкам вид на жительство. Но и это оказалось невозможно.

По закону иностранный гражданин, чтобы получить российский вид на жительство, должен не просто купить себе в России жилье и не просто иметь средства к существованию. Надо еще сдать анализы на ВИЧ и сделать флюорографию по месту получения вида на жительство. А как раз это Дженнете-то и нельзя. У нее такие вены, что взять из них кровь — сложная врачебная манипуляция. Владимирская медсестра разворотила бы девочке вены в клочья. И флюорографию нельзя: девочка принимает такие лекарства, что флюорография противопоказана.

На этом, собственно, мы и познакомились с Дженнетой. Я поехал с Дженнетиной мамой во Владимир уговаривать начальника местного управления Федеральной миграционной службы принять в порядке исключения московские справки и освободить Дженнету от медицинского обследования на месте, как полагается по закону.

Там, во Владимире, нас встретил и очень помогал нам местный уполномоченный по правам ребенка — хороший мужик. И начальник Владимирского УФМС тоже оказался хороший мужик: смотрел на Дженнетины фотографии, и видно было, что хочет помочь. Может, у самого дети? Может, дочь ровесница?

Но взять на себя ответственность побоялся, запросил Москву. В московской ФМС тоже, вероятно, оказались нормальные люди: посмотрели на фотографии девочки в инвалидном кресле — глазищи, бантики — и разрешили в порядке исключения.

И потом в кратчайшие сроки и Дженнета, и мама ее, и младшая сестренка получили российский вид на жительство. Но все равно не гражданство, все равно инвалидность оформить нельзя.

А еще через месяц Дженнетиной маме позвонил тот самый владимирский уполномоченный, который так помогал. Он позвонил потому, что все придумал. Придумал, как добиться гражданства для девочек. Дженнетина мама слушала и не верила своим ушам.

Надо от детей отказаться, говорил уполномоченный. Отказаться, и тогда на руках у органов опеки окажутся две девочки с российским видом на жительство. И по закону государство должно будет взять заботу о девочках на себя. А для того, чтобы взять детей на баланс, государство должно будет дать им гражданство. И как только даст, так сразу же можно будет подать в суд прошение о восстановлении родительских прав. И ведь восстановят, скорее всего, только девочки будут уже гражданками России, а значит, инвалидность, регистрация, медицинский полис, квоты на высокотехнологичное лечение.

Дженнетина мама кричала на уполномоченного, хоть и знала, что он друг, и раньше помогал нам, и сейчас хочет как лучше.

— Как это — отказаться от детей?

— Так ненадолго же!

— Это же предать!

— Так ведь ненадолго! А потом родительские права восстановят. Скорее всего.

— Как это скорее всего? А они как будут себя чувствовать это недолгое время, пока их предали?!

— Но ведь зато гражданство! — говорил уполномоченный. — Таков закон! Ради их же блага! Ненадолго…

И женщина бросила трубку, не в силах представить себе закона, согласно которому ради блага детей надо детей предать.