В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архимандрита Тихона (Шевкунова). В нее вошли реальные истории, произошедшие в разные годы, которые в дальнейшем были использованы в проповедях и беседах, произнесенных автором.

Клавдия Евгеньевна с внучкой Машей. 1977-й год. События, описанные в этом рассказе, произойдут почти через 20 лет. Фотография предоставлена М.Г. Жуковой

Прихожанка нашего монастыря Мария Георгиевна Жукова, дочь знаменитого маршала Георгия Константиновича Жукова, как-то с печалью рассказала мне, что ее бабушка по матери, Клавдия Евгеньевна, которой исполнилось 89 лет, не причащалась с самого детства. Беда была еще и в том, что Клавдия Евгеньевна уже несколько лет страдала старческим умственным расстройством и неадекватно реагировала на окружающее. Доходило до того, что она не узнавала даже свою любимую внучку и, увидев Марию Георгиевну, совершенно спокойно могла сказать: «Вы кто? А где же моя внучка? Где Маша?» Мария Георгиевна заливалась слезами, но врачи говорили, что это уже необратимо. Так что даже просто взять в толк, желает ли Клавдия Евгеньевна исповедоваться и причаститься и вообще, хочет ли видеть в своей комнате священника, совершенно не представлялось возможным.

Знакомые батюшки, к которым обращалась Мария Георгиевна, только разводили руками: причащать старушку, да при этом даже не иметь возможности понять, верует ли она в Бога (всю сознательную жизнь Клавдия Евгеньевна была членом компартии, атеистом), никто не решался.

Мы с Марией Георгиевной долго размышляли над этой необычайной ситуацией, но так ничего и не смогли придумать. В конце концов я не нашел ничего лучше, как сказать:

– Знаете, Маша, одно дело – наши человеческие рассуждения, а другое – когда мы придем к вашей бабушке со Святыми Христовыми Тайнами. Может, Господь каким-то образом Сам все управит? А больше нам и рассчитывать не на что!

С этим Мария Георгиевна согласилась.

Но предложить-то я это предложил, а, честно признаться, сам мало верил, что нам что-нибудь удастся. А поэтому, к моему стыду, долго откладывал посещение больной. Превозмогали самые простые опасения: было не по себе идти со святым причастием к человеку, который, скорее всего, даже не поймет, зачем ты здесь появился. Кроме того, как всегда, появились то одни срочные дела, то другие…

Наконец Мария Георгиевна проявила настоящую отцовскую настойчивость. Да и мне стало стыдно за мое малодушие. В итоге, в ближайшие дни мы решили осуществить два дела сразу: освятить маршальскую квартиру и попытаться исповедовать и причастить бабушку. Если она, конечно, сама этого захочет и правильно воспримет мой визит. Последнее было немаловажно: Мария Георгиевна предупредила, что бабушка может и рассердиться. И еще оказалось, что она совершенно не переносит людей в черной одежде.

Час от часу не легче! Пришлось наспех шить белый подрясник. И наконец мы направились освящать квартиру маршала Жукова и причащать его тещу. К слову сказать, теща-то была непростая: пожалуй, это была единственная теща за всю историю человечества, которой зять (и какой зять! Георгий Константинович Жуков был чрезвычайно требователен к людям) выразил публичную благодарность на титульном листе своей известной книги воспоминаний!

Признаюсь, не без страха, в белом подряснике, со Святыми Дарами в дарохранительнице, висящей на груди, я вошел в комнату, где в постели лежала маленькая сухонькая старушка, очень чистая и благообразная.

То и дело робко оглядываясь на Машу, я подошел к кровати и осторожно произнес:

– Э-эээ… Здрасьте, Клавдия Евгеньевна!..

Бабушка смотрела в потолок совершенно рассеянным, отсутствующим взглядом. Потом она медленно повернулась ко мне.

И взгляд ее стал совершенно иным.

– Батюшка! – воскликнула она. – Наконец-то вы пришли! Как долго я вас ждала!

Я ничего не понял! Мне рассказывали, что старушка – в глубоком маразме (назовем вещи своими именами), что она уже несколько лет, как совершенно лишилась ума, а тут?.. В полном недоумении я повернулся к Марии Георгиевне.

Но если я был удивлен, то Маша и ее подруга, которую она пригласила на освящение квартиры, были просто потрясены! Мария Георгиевна заплакала и даже выбежала из комнаты, а подруга, придя в себя, объяснила мне, что ничего подобного, в смысле разумной речи, они не слышали от Клавдии Евгеньевны уже третий год!

А тем временем Клавдия Евгеньевна продолжала:

– Батюшка! Но что же вас так долго не было?

– Простите, пожалуйста, Клавдия Евгеньевна! – от всего сердца попросил я прощенье. – Я и вправду виноват! Но вот сейчас все-таки пришел…

– Да, да! И мы с вами должны сделать что-то очень важное! – сказала Клавдия Евгеньевна. И встревоженно добавила: – Только я не помню – что?

– Мы должны с вами исповедоваться и причаститься.

– Совершенно верно, это мы с вами и должны сделать! Только вы, пожалуйста, мне помогите!

Нас оставили вдвоем. Я подсел на стульчик к кровати, и, с моей помощью, конечно, Клавдия Евгеньевна полчаса искренне и совершенно бесстрашно исповедовалась за всю свою жизнь, начиная с десяти лет, когда она, еще гимназисткой, последний раз была у исповеди. При этом она обнаружила такую поразительную память, что я только диву давался!

Когда Клавдия Евгеньевна закончила, я пригласил Машу и ее подругу и при них торжественно прочел над старушкой разрешительную молитву. Она же, сидя в кровати, просто сияла!

Наконец мы причастили ее Святых Христовых Таин. Удивительно, но когда я начал читать положенную пред причащением молитву: «Верую, Господи, и исповедую…», Клавдия Евгеньевна вдруг сама сложила крестообразно руки на груди, как это и положено при причащении. Наверное, на память к ней вернулись образы ее давнего детского причастия.

Закончив с главным, мы дали бабушке просфорку, размоченную в святой воде, и Клавдия Евгеньевна улеглась в кровати, спокойная и умиротворенная. Только с удовольствием пожевывала просфорку своим беззубым ртом.

Тем временем мы взялись за освящение квартиры. Когда я зашел с чашей святой воды освящать комнату Клавдии Евгеньевны, она, увидев меня, вынула изо рта просфорку и приветливо мне кивнула.

После освящения мы с Марией Георгиевной, ее сыном Егором и подругой сели за стол перекусить. За разговором прошло, наверное, часа полтора.

Собравшись домой, я зашел проститься с Клавдией Евгеньевной. Старушка по-прежнему лежала в кровати, но я сразу заметил, что с лицом ее что-то случилось. Левая половина как бы опала и была совершенно неподвижной. Я крикнул Марью Георгиевну. Та бросилась к бабушке, стала спрашивать, что с ней, но Клавдия Евгеньевна не отвечала. Мы поняли, что это паралич.

Так оно и оказалось. Слова покаяния на исповеди были последними, которые Клавдия Евгеньевна произнесла в своей жизни. Вскоре она скончалась. По благословению Святейшего Патриарха мы отпевали ее у нас в Сретенском монастыре. Министерство обороны выделило для похорон тещи маршала Жукова специальную военную команду.