Священник Алексей Остаев: "Что касается тезиса о
принудительном крещении, о том, что народ палками гнали креститься, то
это - из школьных учебников истории большевистского периода. А если
обратиться к истинным историческим источникам, то выяснится следующее:
"Аще кто уважает меня, то идет и да крестится!” Это говорил князь
Владимир, уважавших которого, судя по количеству принявших Святое
Крещение, оказалось абсолютное большинство”.
Г.Шиманов: "Была не только религиозная причина Крещения Руси, а и
политическая причина, которая накладывалась на чисто религиозную, обе
усиливали друг друга. Эта политическая причина ничего общего не имела с
марксистской фальсификацией. Дело в том, что Крещение Руси было
логическим продолжением предприятия, начатого призванием князей, которые
создали государство непрочное, опиравшееся на племена, сохранявшие свою
особенность и склонность к сепаратизму. Переплавить их в единый народ
на основе синтеза племенных религий или какой-нибудь одной из них не
удалось, по той же причине, по какой новгородские племена не сумели
одолеть своей розни и были вынуждены искать объединяющего начала на
стороне. Если с нынешней точки зрения различия между племенными
религиями славян могут показаться несущественными, то для тогдашних
славян это было не так. С данными различиями связывались местные
интересы, для нас уже непонятные и, видимо, непримиримые на местной
почве. Примирить или даже смирить их могла только новая и далеко
превосходящая их по своему духовному строю религия, которая, при всей ее
новизне, отвечала бы глубинному складу славян. Ситуация в их
религиозной жизни таким образом была подобной ситуации в их политической
жизни. По аналогии с призванием князей требовалось "призвание” новой
религии. В силу чего племенные религии были обречены, независимо от
того, какая именно новая религия утвердилась бы на их месте.
Но! Если бы их сменила внутренне чуждая славянам религия, то она не
привилась бы на славянском древе. При первой же политической смуте (а в
домонгольский период усобиц было достаточно) они избавились бы от нее в
самую первую очередь. Вот почему киевским старейшинам было о чем
подумать перед тем, как решиться на Крещение. Ибо они были не только
богоискателями, но и государственными мужами, обязанными предвидеть
последствия своего выбора. Однако продолжающееся умножение числа
христиан из язычников подсказывало им, какая религия больше всего
отвечала глубинному славянскому складу.
Как показал дальнейший ход истории, политическая система, с которой
началось образование русского народа, сравнительно быстро исчерпала свои
положительные возможности и стала обнаруживать свои пороки чем дальше -
тем больше. Вместо того, чтобы культивировать русское единство, она
стала его раздирать в княжеских усобицах, имевших все ту же языческую
природу (похоти личной власти и личных материальных стяжаний, которые
помрачали сознание). Поэтому и была сметена хорошо организованными
монголами. Знаменательно, христианство при этом не только не рухнуло, а,
наоборот, стало духовной опорой русского народа и знаком его единства.
Монголы, как известно, покровительствовали любой религии и потому
охотно, будучи сами язычниками, взяли бы под свое покровительство наше
язычество, если бы оно оказалось востребованным русским народом. Но
попыток вернуться к нему уже не было.
Государственная необходимость Крещения, о которой у нас пошла речь, как
раз и объясняет, почему оно, будучи добровольным в своей основе,
сопровождалось насилием, подобным насилию повивальной бабки. Это насилие
исходило не от христианской религии, а от природы государственной
власти, взращенной язычеством. Государство не может осуществлять свои
задачи одними лишь рассуждениями о должном и призывами к нему. Оно
сочетает метод убеждения с методом принуждения в разумных пределах. В
чем это принуждение выразилось в ходе Крещения? В том, что в городах,
этих центрах политической жизни, сносились языческие капища, а на их
месте строились христианские храмы и заводились школы. Кроме того,
язычникам было объявлено, что отказавшиеся креститься будут
рассматриваться как недруги князя. Тем самым им предлагалось очистить
общественную жизнь от своего присутствия и удалиться в провинции, чтобы
там на досуге подумать о том, какая религия лучше. Эта дискриминация по
религиозному принципу была в условиях того времени абсолютно
оправданной. Во-первых, потому, что здесь насилие совершалось по
отношению к насильникам, которые признавали чужую свободу только тогда,
когда опасались возмездия за покушение на нее. В иных же случаях
грабили, полонили и убивали без малейшего сомнения в том, что проявляют
свое молодечество. Так, например, воины Святослава в 971 году, после
битвы при Доростоле, принесли в жертву своим богам не только пленных, но
и жен. Хуже того. Они принесли в жертву своим богам невинных младенцев.
А в 983 году киевские язычники решили принести в жертву Перуну
христианского юношу. Когда отец этого юноши отказался отдать им сына,
они убили того и другого. Вот это и есть справедливость по-язычески. Ее
надо всегда иметь в виду, имея дело с язычниками. Чтобы не принимать
всерьез их лицемерного возмущения насилием христиан. Если бы они
действительно любили справедливость, то вспомнили бы собственные
преступления и успокоились. Поняли бы, что государство применило против
язычников их собственную практику, которая была в то время обычной. И
даже смягчило ее, не прибегнув к крайним мерам, на которые сами язычники
были горазды. Это, повторяю, во-первых. А во-вторых, действовать так,
как оно действовало, государство было обязано, чтобы предотвратить
политизацию языческой оппозиции и, как следствие, двоевластие с
последующей войной на религиозной почве. Которая привела бы к жертвам
неизмеримо большим, чем те, что стали следствием твердой государственной
политики. Такая внутренняя война могла бы стать войной "перманентной” и
так ослабить славян, что хищные их соседи стали бы их господами.
Итак, насилие по отношению к язычникам в ходе христианизации Руси было,
но оно не имело того зверского характера, которым отличались насилия
языческие. Оно выражалось в том, что язычники, особенно знатные,
утрачивали политические права и разгонялись по лесам и весям. Но
принуждения их к вере под страхом смерти не было. Не было ничего даже
отдаленно напоминающего, ни ритуальных убийств христиан
язычниками-славянами, ни того, что творилось в течение трех веков в
языческом Риме, где христиан за их верность Христу пытали до смерти,
перепиливали пилами, рубили им головы, распинали на крестах, устраивали
живые факелы, травили хищными зверями на потеху языческой публике.
Именно тем, что государство не вводило новую религию "огнем и мечом”
(что было бы невозможно просто физически, не говоря уж о том, что
неизбежно спровоцировало бы массовое вооруженное сопротивление), но
ограничилось указанными выше мерами и предоставило ее дальнейшее
распространение времени и усилиям христианских проповедников, как раз и
объясняется растянутость христианизации на столетия и ее неполнота.
Христианство усваивалось лишь в той мере, в какой люди были готовы к
этому.
Что в ходе Крещения могли быть отдельные уклонения от этого правила, это
бесспорно. Иначе и быть не могло, учитывая гигантские масштабы
происходящего. А также то обстоятельство, что с обеих сторон
противостояли друг другу далеко не безгрешные люди. Христианство
распространяли вчерашние язычники, которые не могли избавиться полностью
от привычных ухваток и представлений. Теперь уже невозможно сказать,
как много было эксцессов в ходе Крещения и какая сторона их больше
провоцировала. Языческая сторона была агрессивнее по своему религиозному
складу, христианская - по своей связи с властной природой государства.
Если судить по летописному рассказу о событиях в Новгороде, то явными
провокаторами были язычники. Это они поклялись не допустить в город
законных представителей власти, вышли против них с оружием в руках,
разграбили дом Добрыни, "избили” его жену и родственников, а затем
разметали христианскую церковь. После чего представители власти стали бы
всеобщим посмешищем, если бы не применили против бунтовщиков силу. Вот
что скрывалось за словами о том, что новгородцы были крещены "огнем и
мечом”. В этих словах не было осуждения действий властей. Этими словами
кололи глаза новгородцам, напоминая им былое их неразумие.
Спекулировать на такого рода инцидентах и раздувать значение
преступлений со стороны христиан (если такие преступления были) это то
же самое, что раздувать значение отдельных преступлений советских солдат
в ходе Великой Отечественной войны. Ясно, что такие преступления были
всего лишь сопутствующим элементом всякой большой войны и что для наших
солдат они были как раз наименее характерны. Раздувать их значение с
целью запачкать подлинный характер войны могут лишь очень
недобросовестные или вконец замороченные люди. Но то же самое надо
сказать о старающихся оклеветать подлинный характер Крещения. Их усилия -
то же самое, что попытки оплевать небо”.
|
