Иные формы жизни

Часть первая

 
Люди стремятся к иным формам жизни. Жизнь и так окружает нас полным до горизонта кольцом, но нам хочется иных форм жизни, хотя бы для себя. Поэтому в июле 1985 года нас, филологов, отправили на фольклорную практику в Упоровский район.

- Будете как Шурик из "Кавказской пленницы" собирать сказки, песни, тосты, - шутил руководитель нашей группы. Сам он оставался в Упоровской гостинице, а мы, разбившись по небольшим группам, разъезжались по ближайшим глухим деревням.

Нам четверым: мне и трем одногруппницам Ирине, Тане и Людмиле предстояло покорять языковые просторы деревни Бызово. Деревня эта представляла собой одну длиннющую улицу вдоль реки Тобол. Сельсовет был совмещен с фельдшерско-акушерской службой, поэтому он размещался в старой избе со столом, в котором хранилась печать, и новым гинекологическим креслом прямо перед этим столом. Добрая старушка отметила наши командировочные.

Девицы мои косились на гинекологическое сооружение.
А я смотрел на белый флажок, который лениво трепыхался над зданием сельсовета.
- А чего он белый? - решился я спросить старушку.
- Он был красный, но как его в 1918 году повесили, с тех пор никто и поменять не решался.

 
Разместили нас в здании начальной школы, выдав чугунную сковородку и три набора постельного белья. Столовой не было, сельмаг располагался только в Упорово. Туда как раз завезли одеколон, поэтому основная часть жителей деревни Бызово потянулась в Упорово кто на машинах, кто на телегах, кто на тракторах, а кто и на комбайнах за предметами первой необходимости. Я вернулся оттуда с двумя булками хлеба и банкой тушенки.

Было очень тихо. По дороге я завернул в местный клуб полюбопытствовать. Клуб был старым сараем, где Зорро распластал своей саблей киноэкран на мелкие кусочки, а по краям сломанных деревянных кресел располагались метровые сталактиты из щелканных семечек и окурков. Пустынно.

В первые же часы к нам прибился местный мужичок, синий портаками (наколками) с ног до головы, - "Пятница", который с вожделением смотрел на нашу пачку индийского чая. Я дружелюбно отдал ее ему и он тут же сварганил на нашей плитке почти белого чифирю, и закинувшись, рассказал, что в деревне у них пятьдесят парней и только три девчонки.

- Так что твои далеко не уйдут, - сформулировал он нечто о моих одногруппницах.
- Что ж так? - поинтересовался я.
- Раньше сядешь, раньше выйдешь, - открыл он мне закон жизни.
"Бедные бызовские девушки", - подумал я.

 
Бызовских юношей мы увидали вечером, и появление их было фантасмагорическим:

• Без пятнадцати шесть на скамейки единственной улицы села Бызово вышли старушки, у каждой из который в руках имелся непременный набор из старенькой тарелочки и ножа.
• В шесть часов по деревне прогнали коров, которые шли степенно домой, полные молока и раздумий о вечности. Задумавшись, они, конечно, оставляли после себя свежие лепехи коровьего дерьма.
• Бабушки принимали коров и уходили в дома.
• И вот тут появлялись они. На мотоциклах: явах, чезетах, уралах, ижаках и просто минсках, именуемых в простонародье "козел". Загорелые и белобрысые, в белых майках и черных рабочих штанах, с непременными чюнями (резиновыми галошами) на ногах, они летели через единственную улицу деревни Бызово как триумфаторы.
• И свежее коровье дерьмо разлеталось из под их колес во все стороны как победный салют.
• Доехав до конца деревни на скорости, они разворачивались и разъезжались по домам.
• Старушки выносили свои тарелочки с ножичками и соскребали дерьмо хотя бы с окон.

Это зрелище повторялось здесь кинематографично и ежедневно.

 
Чифирный Пятница принес нам немного картошки и даже предложил помыться в бане у его матери-старушки. После четырех отсидок, он был добрым, наш новый синекожий друг. Мы пожарили картошки, поели и стали думать, как бы нам пройтись по домам и пособирать фольклору.

Но тут к нам пришли три юноши, которые вежливо спросили, которая из девушек моя, и стали в простых и доходчивых формах склонять одногруппниц к началу половой жизни. Разговор закончился на повышенных тонах, и один из визитеров был отправлен в накаут чугунной сковородкой по голове.
Прошипев сакраментальное: "Быстрее сядешь, быстрее выйдешь", юноши отправились восвояси.

Я пожалел о дедовском "Зауэре", который зря остался лежать в моем диване дома. Что оставалось делать? Мы пошли в баню к маме Пятницы. Девчонки мылись, а я сторожил их снаружи, рассматривая выставку тюремного творчества. Трое остальных сыновей нашей хозяйки мотали сроки и трогательно отправляли матери-старушке носовые платки, на которых пастой из шариковых ручек, разведенной в одеколоне, были изображены различные сцены, многие из которых носились в виде наколок моим народом. Было там, правда, несколько изображений церквей, но не в религиозном смысле. Платочки эти были прибиты большими гвоздями прямо к стене.

Вечером нам пытались выбить мотоциклом входную дверь, но попытка увенчалась неуспехом.

Утром нас разбудили выстрелом из двух стволов в окно, под которым спал как раз я. Девушки мои быстренько скатились под кровати, все было засыпано стеклами. Человек - стрелявший, склонился в комнату с лучезарной улыбкой и букетиком полевых цветов, снова был вырублен чугунной сковородкой.

И мы в спешке покинули гостеприимное Бызово огородами, "татьянами" скользя на свидание с холодным Онегиным, вооруженным сковородкой.

Да, надо сказать, бызовским девушкам не позавидуешь.
 

Часть вторая

 
У моего друга жена легкомысленно относилась к головным уборам зимой и заболела менингитом. Пока она болела, она посмотрела фильм "Шоу-герлс", и так была поражена фильмом, что уехала работать стриптизершей на Ближний Восток, кажется в Бейрут. Может у нее и нет особой фигуры и пышных форм, но там [важны] белые волосы и Восток.

Еще через несколько времени мы возвращались с моим секретарем из командировки, после Рождественских чтений в Москве. Нам почему-то попался "штабной" вагон. Секретарь мой имел особенность выпить банку крепкого пива и тут же превращаться в безумца. И вечером он очень хотел стать безумцем, но я как-то уложил его спать. Напротив нас в купе ехала миловидная девушка по имени Елена. Она не училась и не работала в столице, "просто возвращалась". Ну и ладно.

Утром я застал своего секретаря уже похмелившегося и втыкающего перочинный нож в настенную подушку как раз над спящей Леной. Я дал ему еще, и он улегся спать. Проснувшаяся Лена сделала вид, что ничего не произошло. Мы разговорились, и выяснилось, что Лена родом из деревни Бызово. Я вспомнил нашу чудесную летнюю фольклорную практику, короче мы поболтали о кое-чем общем.

А еще через полгода, мы с сыном возвращались поздно вечером из типографии, я сдавал газету, а его не с кем было оставить дома. И встретили пару девушек: менингитную жену-стриптизершу и Лену из московского поезда. Оказалось, что они напарницы. Работают стриптизершами, теперь уже в Берлине. Тут же под каким-то фонарем показывали мне фотографии из отелей и стрип-клубов. Лена, кажется, немного стеснялась. Разговор про западных мужиков и их нравы я замял за малолетностью моего сына.
Но что менингит - это страшная болезнь, связанная с половыми извращениями, он, кажется, запомнил.

Я понял про девушек из Бызово. Они, как и все мы, ищут новых форм жизни.