Часы показывали половину четвертого утра, а Николай все еще не мог сомкнуть глаз. Он лежал на спине, уставившись в потолок, и, вспоминая свою непутевую, как он считал, жизнь. Хотя не такими уж бессмысленными были его убежавшие годы, если, прожив с женой почти четверть века, он поднял на ноги двух дочерей и купил квартиру ценой десятилетней беспросветной работы на стройке по 14 – 16 часов в день, зачастую без выходных и праздников. Но в награду за свой непосильный труд он получил инвалидность второй группы и бесконечные скандалы, так как со своей нищенской пенсией стал не нужен ни жене, ни детям…
Тогда он собрал личные вещи и ушел к брату в двухкомнатную «хрущовку», который, к счастью для него, был убежденным холостяком. И вот уже два года он живет на диване, ленясь порой даже чайник поставить, не говоря уже о том, чтобы пойти куда-нибудь прогуляться.
Единственным его развлечением стали телевизор и книги. В последнее время из-за крепчающего телемаразма и засилья рекламы – больше книги. Воспитанный воинствующим атеистом, он, тем не менее, прочитал Евангелие, и атеизм его дал трещину. Он часто читал про себя «Отче наш», но больше, наверное, на всякий случай, чем с искренней верой.
Дорога его к храму была терниста, и хотя он находился в самом начале этой дороги, уже понимал, что обида, уныние, черные мысли – это великий грех, который, может быть, и приковал его к проклятому дивану незримыми цепями. Ведь не так он еще плох, чтобы заживо себя хоронить! Примерно с месяц назад пришли ведь к нему друзья и вытащили-таки с собой на природу, где он даже в футбол с ними поиграл. И ничего, не умер…

А на часах уже четыре утра. Мысли Николая все витали в прошлом. И он снова вспомнил про третьего ребенка, который должен был родиться лет 15 назад, когда они с женой мыкались по съемным квартирам. Жена заявила ему тогда, что сделает аборт. Николай в буквальном смысле на коленях умолял ее одуматься, доказывал, что это убийство, что так нельзя, и вроде бы уговорил. Но через день пришла его благоверная и заявила, что сделала, что хотела. Николай здорово обозлился, даже развестись хотел. Но любовь к детям пересилила…
И сейчас, лежа на диване, думал он, что если бы сын тогда родился (а он считал, что это был именно сын), то жил бы он сейчас с ним, а не с матерью, и не было бы ему так одиноко и грустно…
Хотя, как бы повернулось все на самом деле, никто не знает…
К половине пятого глаза Николая наконец закрылись, и он провалился в сон – необычный и страшный. Вокруг пустыня. Песок под ногами необычного черного цвета, как угольная пыль. Вокруг шныряют змеи и скорпионы. Николай в страхе бежит от этих тварей, куда глаза глядят. Падает, встает, снова падает, опять встает и вдруг за невысоким барханом замечает молодого человека в белых одеждах. Николай кричит, призывая его на помощь, но голоса не слышно. Только тело напрягается в пустоте и немоте. Он прерывисто, с трудом дышит, во рту все пересыхает, сердце прыгает в груди. Но незнакомец слышит.
Он безмолвно и легко, словно летит, шагает по черным барханам навстречу Николаю и говорит с печальною улыбкой:
– Ну здравствуй, па-па.
Слово «папа» он специально растянул даже не по слогам – по буквам, и каждая из этих букв врезалась в Николаю в душу словно пуля в тело.
– Это ты, мой неродившийся сын! – понял Николай.
Юноша молча кивнул.
Николай не нашел что ответить. Он просто стоял столбом и проклинал про себя жену.
– Мама здесь не при чем, – сказал юноша.
– Как же так? Ведь я ее на коленях просил, умолял! Знаешь… – Николай перестал напрягаться в безмолвном крике, а просто думал и уже не удивлялся, что сын умеет читать мысли.
– Все знаю… Но это было гораздо раньше. Помнишь, у мамы выкидыш случился, когда еще моих сестер не было? Я первым должен был родиться, но не родился. Из-за тебя. Не ты ли тогда водку пил, приходил поздно да над мамой измывался? Много ли беременной женщине надо?
Николай закрыл лицо руками и заплакал. Слезы лились ручьем между его пальцев. Он плакал и не мог остановиться, пока кто-то не дотронулся до его плеча.
Николай отнял руки и увидел совсем юную девушку в белой юбке и белой кофточке. Она стояла рядом с ним и печально улыбалась. А нерожденный сын уже почти скрылся за горизонтом. Он, видимо, счел, что разговор окончен. Но Николай так не думал, и снова закричал как можно громче:
– Погоди! Погоди! – И хотел было броситься следом.
Но девушка схватила его за локоть и сказала:
– Он не вернется, папа.
– А… это ты?
– Да, я. Нерожденная по воле матери. Спасибо, что заступался за меня.
– Господи, прости нам грехи наши! – простонал Николай. – Но как же вы здесь живете? Как можно, ведь вы ни в чем не виноваты!
– Мы не совсем здесь. Но то, что нам нелегко, это правда. Как правда и то, что только вы с мамой можете нам помочь.
– Как? Скажи! Я все сделаю!
– Молитесь.
– Но я не умею!
– Больше я не могу ничего сказать. Это должен быть ваш с мамой выбор… Тебе пора, папа. Прощай!
Николай не успел сказать, что хотел. Он проснулся. Он поднял руку, чтобы протереть глаза, но… с руки посыпался песок. Как ужаленный, он вскочил с дивана. По белой простыне рассыпалась горсть ЧЕРНОГО песка. Песка адской пустыни…
– Господи, прости меня, грешного! – стуча зубами от ужаса, прошептал Николай и бросился к телефону звонить жене.