С какой бы оценкой ни входили в историю верховные правители России, личность и деятельность каждого из них вызывали огромный интерес современников и потомков, порождая массу толкований - от достоверных исторических версий до слухов, сплетен и анекдотов. Оно и попятно - в любом государстве, а в России особенно, слитком велика была роль этих людей в судьбах страны и ее жителей, часто - на много поколений вперед. Поэтому мы и решили: даже сегодня читателю будет интересно узнать, что говорили когда-то об императоре Николас I. Широта оценок его персоны колебалась от "Николая Палкина” до строгого, но заботливого и справедливого отца своих подданных. Не поручимся за абсолютную достоверность всего, о чем пойдет тут речь, но все же нижеследующие истории рассказаны когда-то людьми, близко знавшими царя. На пустые выдумки их не спишешь.

Как-то царь Николай, возвращаясь из Сената, свернул на Исаакиевскую площадь и увидел: со стороны Гороховой улицы на площадь въезжает похоронная повозка. На крышке гроба - Форменная чиновничья фуражка, а за повозкой следует одна-единственная старуха. Приказав кучеру подъехать к убогой процессии, император спросил:
- Кого хоронишь, любезная?
- Хозяина своего, батюшка-государь, - оправившись от первоначальной оторопи, ответила бабка.
- А кем он был?
- Да в департаменте двадцать пять лет служил.
- А что же ты одна? Где его родные, друзья?
- Да откуда же им взяться? Родных давно Бог прибрал, а какие друзья у сирого бедняка? Еще пока служил, захаживали, а отставной - кому он нужен?
- Ну что ж, - сказал император. - Коли человек двадцать пять лет прослужил России и мне, а его и в последний путь проводить некому, то это должен сделать я. И приказал кучеру ехать вслед за гробом.
Вскоре петербуржцы стали очевидцами небывалого зрелища: за гробом идет старуха, за ней - императорская коляска, а далее - множество экипажей, в них - сенаторы, камергеры царского двора, гвардейские офицеры и генералы, цвет аристократического Петербурга.
Когда процессия через Николаевский ( ныне - Лейтенанта Шмидта) мост достигла Васи-веского острова, Николай заявил:
- Господа, я занят и должен уехать. Надеюсь, что вы проводите усопшего к месту его вечного упокоения.
Процессия проследовала на Смоленское кладбище, и больше никто ее не покинул.

Как-то, когда Николай I проезжал по Невскому проспекту, дорогу его коляске перебежал какой-то человек. Царский кучер растерялся, и не миновать бы беды, если бы физически сильный царь не выхватил у него вожжи и ие сдержал лошадей. Движением руки Николай поманил к себе горе-нешехода, но тот, не придав значения царскому жесту, кинулся бежать дальше.
Узнав о служившемся, обер-полицмейстер Кокошкин поставил на ноги всю полицию, виновного отыскали и доставили к императору.
- Ты что, не узнал меня на Невском, когда сунулся под мою коляску? - спросил Николай у дерзновенного, оказавшегося мелким чиновником.
- Как же я мог не узнать моего государя? - ответил тот.
- Ты видел, что я звал тебя?
- Да, государь.
- Тогда почему же ты посмел убежать?
- Виноват, государь, по моя жена мучилась в тяжелых родах, и я спешил к повивальной бабке.
- Ну, раз так, вины на тебе нет. Ступай за мной!
Николай привел опешившего чиновника в покои императрицы и сказал ей:
- Рекомендую тебе примерного мужа. Он так любит свою жену и печется о ее здоровье, что не побоялся в заботах о ней нарушить царскую волю.
А через несколько дней императрица прислала "на зубок” новорожденному тысячу рублей. Жалованье же того чиновника составляло четыреста рублей в год.
В счастливый для своего семейства час перебежал он дорогу царской коляске!

У Знаменья, где потом появился дом Знаменской гостиницы, - против вокзала Николаевской железной дороги (ныне - Московского), находилось двухэтажное строение с аптекой во втором этаже и кабаком в первом. Как-то некий мужичок, загуляв в кабаке, ругался так крепко, что не выдержал даже ко всему привычный кабатчик.
- Не бранись ты хотя бы перед царским ликом, - сказал он пьянчужке, указав на портрет Николая I.
Но пьяному - море по колено.
- Да плевать я хотел на тот лик!
Вскоре мужичок тут же и заснул. А проснуться пришлось в тюрьме. На другой день Кокошкин доложил о случившемся царю.
- Что же ты думаешь с ним делать? - спросил Николай.
Поступить но закону, государь: бить плетьми и по наложении сослать в каторжную работу. Да, в стране действовали еще допетровские законы, предполагавшие именно такую кару за поношение государя.
- Дай сюда свой доклад!
И, взяв его, царь наложил но всем правилам - по пунктам! - такую резолюцию:
1. Дело прекратить как внимания не стоящее.
2. Поскольку в кабаках благопристойности в поведении не спросишь, царских портретов там впредь не вывешивать.
3. Мужика того отпустить, сказав ему, что коли он так, то и мне на него плевать.
Мужичку бы радоваться, что страшная гроза пронеслась мимо, а он, узнав царское решение, заплакал:
- Царь-батюшка на меня плюет! На что ж я теперь гожусь?!

Знаменитый исследователь бассейна реки Амур Невельской углубился вниз по течению этой реки гораздо дальше, чем это разрешило морское министерство. Неповиновение было наказано: министр предал ослушившего капитана суду, и тот был разжалован в матросы. Однако когда дело поступило на утверждение императору, последний удостоверился: обследовав глухие и "ничейниые” тогда земли Дальнего Востока, Невельской, по сути, присоединил их к Российской империи. И хотя Николай терпеть не мог нарушений дисциплины и сурово карал нарушителей, приращение своих владений он, как и все прочие цари, весьма любил. Николай вызвал Невельского в Зимний дворец.
- Здорово, матрос Невельской! - приветствовал он явившегося моряка.
- Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! - ответил лег по уставу.
- Расскажи-ка мне о своем плавании. А поскольку ни сидеть, ни стоять на месте я не люблю, давай пройдемся.
И царь проследовал через длинную череду комнат Зимнего (знающие Эрмитаж могут себе это представить!). Невельской шел рядом, делая попутно свой доклад.
Когда собеседники вошли в одни из парадных залов дворца, царь вновь обернулся к моряку:
- Здорово, унтер-офицер Невельской!
Пришлось вновь отвечать "Здравия желаю!” В очередном зале Николай приветствовал мичмана (в то время - первый чип морского офицера), в следующем - лейтенанта… И так - до контр-адмирала.