Несколько
лет назад довелось мне побывать в Греции. И вот в небольшом, но славном
городке я оказался в Церковной лавке. О, какая это тонкая пытка -
бродить среди стеллажей с рядами прекрасно изданных фолиантов, брать их
трепетно в руки, чувствовать волшебный запах типографской краски,
пролистывать с приятным шуршаньем страницы и… ставить книги на место,
потому, что ты не понимаешь в них ни строчки! Вот таким утончённым
самоистязанием я занимался, когда звякнул колокольчик на входе и в лавку
заглянул по-свойски с улицы грек – знакомый хозяина лавки. Мой добрый
гид, монах Серафим, поспешил представить меня как «паломника из России»,
и грек действительно был тронут, вполне искренне и доброжелательно
улыбался, тряс руку, что-то говорил на своём «тарабарском»… Греки
вообще, я заметил, зачастую, как будто не хотят признавать, что ты не
знаешь их языка и уверенно продолжают беседу, требуя ещё и ответов на
свои непонятные вопросы. Но этот грек не был чересчур экспансивным, так –
порадовался с нами за компанию обо всём и сразу, перекинулся парой фраз
с хозяином и, попрощавшись, отправился по своим делам. - Знаешь, кто это был? – загадочно начал отец Серафим, хотя заранее знал ответ. - Нет. А кто это? - Это человек, которого отец Паисий обратил одним взглядом. Тут мне настало время удивиться. - Одним взглядом? Это как же?.. -
Ну как… Жил себе человек бестолково, православным был только так - «по
крещению», гулял, пил, куролесил напропалую и всё ему ни по чём было.
Жена и плакала, и ругалась, и уговаривала его, и о детях просила
подумать – ничего не помогало. Пропадал человек и всё. После
очередного загула стала она его умолять отправиться с паломниками на
Святую Гору. А от нашего городка Святая Гора совсем не далеко -
километрах в восьмидесяти, не больше. И человек этот уж кое-как, скрепя
сердце, скорее «чтобы жена отделалась», чем от полноты раскаяния,
отправился в эту поездку. - И вот, – это он уже потом мне
рассказывал, – хожу я по Афону как неприкаянный с тяжёлым сердцем,
сердитый непонятно на кого и за что, и всё мне здесь скучно, невмоготу,
тоскливо – нет сил, только и думаю, чтобы поскорее эта «тягомотина»
закончилась. Ни храмы, ни службы церковные не трогают. И вот, уже перед
самым возвращением на пристань, взбрело вдруг нашим паломникам в голову
посетить «какого-то ещё» отца Паисия. Ну, я чуть не взвыл от досады, но
делать нечего – поплёлся вместе со всеми козьими тропами в какую-то
дальнюю келью, проклиная тот день, когда я согласился на эту
паломническую повинность. Ну что, пришли к хибарке убогой, вышел к
паломникам старчик - монах: седенький такой, смиренный, одет простенько,
чтобы не сказать худо, – ну, они его окружили радостно, галдят, что-то
выспрашивают, а я думаю: «Вот и хорошо, вот и общайтесь себе на
здоровье, а я тут в сторонке пока постою, покурю». И действительно,
достал сигарету, закурил с удовольствием, да и жду себе, когда это
«мероприятие» благочестивое закончится и можно будет отправиться
спокойно домой. Но в какой-то момент отец Паисий точно забыл обо
всех, поднял глаза, и посмотрел мне прямо в глаза… И с такой болью, с
такой беспредельной, глубочайшей любовью он посмотрел, что я вдруг,
понимаешь, так ясно-ясно, до озарения осознал какая же я всё-таки
сволочь! Вот как будто увидел живого Христа, и понял, что Он обо мне
всегда помнил… и ждал… И так мне стало горько за всё, что я натворил в
своей жизни беспутной - словами не объяснить!.. Точно прорвалось что-то в
сердце… А через три часа мы уже плыли на пароме в сторону Уранополиса и я всё вспоминал, думал… не мог не думать о том, что произошло. Об
одном только жалею и буду жалеть всегда, что так и не решился тогда
подойти к старчику, не взял у него благословения… а больше я его уже и
не видел никогда. Вот только жить по-прежнему я уже не смог после этого
взгляда… Понимаешь - вернулись мы домой, и друзья всё те же, и места
злачные и подружки… а вот противно мне стало и всё. Стал больше внимание
семье уделять, детям… в храм ходить, поисповедовался по-настоящему,
честно впервые за несколько лет… Вот так всю мою жизнь перевернул
одним взглядом отец Паисий. Царство ему Небесное! Всегда дома перед
фотографией его как перед иконой молюсь, и верю, что он действительно
ходатайствует за нас, бестолковых, пред Богом.
|