«НАМ НЕЛЬЗЯ ГОВОРИТЬ!..»

Бывает, в церковь ходят люди, которые нехорошими делами занимаются, — заговоры читают, «лечат», что-то «нашептывают».

На одну такую «бабушку», которая к тому же работала поваром, не раз жаловались прихожане: дескать, что-то недоброе делает, болеем от нее. Я, конечно, не мог знать, занимается ли она колдовством на самом деле, но раз зашел такой разговор, сказал на проповеди, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Счастливый тот человек, кто исполняет волю Божию. Но несчастлив тот, кто исполняет волю дьявольскую, например, воры, блудники, колдуны, чародеи всякие.

Эта женщина — Галина — во время проповеди в храме стояла. Вижу по ее лицу: сильно обиделась на меня, хотя я и не думал ее называть, но она-то, видно, себя узнала. Стала караулить, когда я выйду из алтаря, даже в шкафу пряталась. Будет так делать человек с чистой совестью?

Я молитву «Живый в помощи Вышняго» прочитал, перекрестился и вышел из алтаря. Галина из шкафа вылезает — лицо злое, старается перейти мне дорогу поперек.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, — сказал я.

Она отскочила, как ошпаренная, побежала из храма.

— Вы исполняете свою волю! — сказал я ей вслед.

За руку, конечно, в таком деле не схватишь. Но, видно, она поняла, что Господь сделал явными ее черные дела. Проповедь попала в точку...

Молитва на таких людей действует, как огонь, — обжигает, они сами не свои становятся.

Еще во время моей жизни в Тогуре, когда я не был священником, а только пел на клиросе в храме Воскресения Христова, мне довелось столкнуться с одной такой женщиной.

По делам служебным зашел я в дом одного слесаря. Хозяйка, его мать, меня обедом угостила. Помолился я, сел за стол и по привычке про себя молитву читаю. Вдруг вижу, что с хозяйкой что-то неладное: из дома выскочила, потом бежит обратно, глаза навыкате, что-то шепчет, руками странные движения делает. Я спокойно сижу, ем, продолжаю про себя молиться. Она в горницу вбежала — и прямо ко мне. Я чуть отодвинулся и перекрестился. Вдруг посинели у нее губы, сама она побледнела и на бегу сквозь зубы выговорила:

— Никакого в этом толку нет!

— В чем? — удивился я.

— В колдовстве! — отвечает.

И падает без сил на лавку к печке — уставшая такая, подавленная. Пытается вскочить, убежать — и снова на место садится... Я чай допил, помолился, на иконы поклонился, а потом поклонился этой женщине. Как вскинет она руки в ужасе, как взвоет:

— Йы-ы-ы-ы-а-а-а-а!!!

Подхватилась — и бегом из комнаты. Господи, спаси меня!

Прошло месяца три или больше. В храме заканчивалась служба. Я, как всегда, пел на клиросе. Вдруг подходит та самая женщина — я сразу узнал ее. Стал молитвы читать. Вдруг она как бахнется в пол:

— Простите меня!!!

— За что простить?

Не отвечает, только плачет и все повторяет:

— Простите меня! Несколько раз ее спрашивал:

— Вы за что просите прощения?

Она лишь плачет и все одно и то же повторяет. Я поднял ее и повернулся к выходу:

— Ну, раз не говорите — то я ухожу.

Она принародно — опять упала мне в ноги и плачет во весь голос, кричит «Простите!», а за что — не говорит. Думаю, может, стесняется при людях, вышел с ней на улицу, отошли в сторонку.

— За что вы просите прощения? Как я могу простить, не зная за что?

Я уже все понял — и за что она прощения просит, и почему назвать своей вины не может. Не действует на православного человека ее «порча» — вот ей и тяжело. Все же я попытался вытянуть из нее признание. Сказал, что не могу простить ее неизвестно за что.

— Нам нельзя говорить!!! — вдруг закричала она.

— А чего — говорить нельзя?

— Так... Нельзя!

Тогда я напомнил ей, как она угощала меня (она до мелочей вспомнила, чем кормила), потом сидела у печки и вдруг сказала: «Никакого в этом толку нет».

— Помните, что вы мне ответили? — напомнил я. — Когда я спросил вас «В чем толку нет?», вы сказали: «В колдовстве!»

— Ой, нет, нет!!! Я так не говорила! — ойкнула женщина.

Я тогда выпрямился:

— Как — не говорила? Помнишь, чем угощала меня, — и не помнишь своих слов? А помнишь, как тебе плохо было, как после моей молитвы ты руки подняла — испугалась?

— Так это со мной так бывает... — протянула женщина. Словом, ни за что не захотела сознаваться.

— Ну, ладно, раз нечего тебе сказать — как я тебе прощать буду? Грех твой остается с тобой. Ты не хочешь сказать Богу «Прости мне, Господи» — значит, Господь так тебе все твое и оставит. Вот твоя работа — вот твоя награда! За доброе — добро, за плохое — той же мерой.

Так и ушел. Колдуну покаяться невозможно — если только от бесовских дел полностью отречься, всей жизнью своей, кровью смертные грехи омыть. А эта несчастная душа каяться не хотела. И когда она умирала, то совсем сошла с ума. Прости меня, Господи, я не судья ей. Но все-таки что было — то и говорю. А рассудить надо. Не судить, а рассудить. Не осуждать их, не мстить — Боже упаси (ведь Бог пришел спасти всех, всех — и бесноватых тоже исцелить)! Но защищать свою веру мы должны. Не дай Бог обратиться к врагу Божию. Избави Господи попасть в их общество.