>Моя точка зрения, если не лукавить, христианин не
может воевать и убивать. Поясните в чем моя ошибка с православной точки
зрения.
Здравствуйте, Антон!
Предлагаю вашему вниманию ответ на ваш вопрос о том, можно или нет христианину воевать и убивать:
--------
Священник Валентин Свенцицкий "ВОЙНА И ЦЕРКОВЬ"
-
"...И, наконец, третья и едва ли не самая роковая ошибка принципиально
осуждающих войну заключается в том, что вопрос о войне сводят к выбору:
— Или «убий» (это идущие на войну).
— Или «не убий» (отказывающиеся от воинской повинности).
На самом же деле такой выбор совершенно не исчерпывает вопроса. Могут
быть войны, при которых христианину приходится решать совсем другое, а
именно вопрос:
Кого убить?
Может быть положение, при котором выбирать приходится между двумя
неизбежными убийствами. Так сказать, из двух зол — выбирать меньшее.
И тогда христианин, идущий на войну, как бы говорит:
— Если это неизбежно, пусть лучше убит будет преступник, а невинный останется жив.
И отказывающийся от войны выбирает другое:
— Пусть будет убит невинный, а преступник живет.
В самом деле, представьте себе такой пример: полк солдат защищает мирных жителей от наступающих большевиков.
И мирные жители, и защищающие их солдаты прекрасно знают, что в случае
победы большевиков почти все население будет уничтожено. Опыт прошлого
делает это предположение абсолютно достоверным фактом. После нашествия
большевиков женщин находили обесчещенными и изуродованными, стариков и
детей расстрелянными. При таких условиях, скажите по совести, отказ от
продолжения войны можно ли назвать отказом от убийства? Разве полк
солдат, бросивший винтовки на основании заповеди «не убий»,
действительно не убил бы? Разве солдаты, отказавшись защищать ни в чем
не повинных людей и тем самым предавшие их на расправу большевиков, не
явились бы участниками тех убийств, которые были бы совершены чужими
руками?
Надо вооружаться всей недобросовестностью фанатически настроенной мысли,
чтобы на вопрос этот ответить отрицательно. И надо совершенно погасить в
своем сердце живое чувство любви и подменить его совершенно бездушною
догмою, чтобы при таких условиях бросить оружие и воображать, что именно
такой «отказ от военной службы» диктуется христианской любовью!
Противники войны спросят:
— Что же: воевать? Убивать?
Да, воевать, и если иначе нельзя победить — убивать. Потому что выбор
неизбежен. Выбор не между «убий» и «не убий», — а между «убий» злодейски
нападающих большевиков и «убий» ни в чем неповинных мирных жителей,
которые будут расстреляны из большевистских винтовок.
В моральном смысле соучастник, попускающий свершиться преступлению, даже
виновнее в убийстве чужими руками, чем тот, кто делает это за свой
страх и риск. Ведь убийство свершает и тот и другой, но первый рискует
при этом своею собственною жизнью и берет на себя всю ответственность за
содеянное, — другой «умывает руки» и, уклоняясь от смертельного
столкновения, уклоняется и от моральной ответственности.
Говорят:
— Надо любить врагов. Как же я буду убивать того, кого люблю? Если я люблю — он уже не враг. Если не враг — нельзя убивать.
Да! Надо любить врагов! Но где сказано, что не надо любить мирных, ни в
чем неповинных жителей? А если вы будете любить и их — тогда отпадает
вопрос о враге. Не потому вы должны защитить беззащитного оружием, что
должны «ненавидеть» злодея, а потому, что у вас нет иного способа
защитить жертву, которую вы любите по-христиански, от злодея, которого
вы тоже любите по-христиански. Вы знаете, что убийство неизбежно — и
только потому делаете выбор.
Умыть руки и сказать — я люблю и того и другого одинаково — это значит
впасть в такой догматизм, который граничит с самым безнадежным
фарисейским лицемерием. Во-первых, такая одинаковая любовь фактически
невозможна, но если бы и была возможна — остается еще, кроме любви,
чувство справедливости — и оно должно было бы заставить сделать выбор в
пользу невинной жертвы.
Нельзя отмахиваться от вопроса и говорить:
— Я знаю одно: не убий! Это заповедь Божия. Пусть убивает злодей — я заповеди не нарушу.
Нет, нарушишь! Потому что сколько бы ты ни оправдывался «формальной
отпиской», что ты не взводил курка винтовки, значит, не убивал — для
совести, «по существу», останется непреложным, что всякий, имевший
возможность защитить от убийцы и не сделавший этого — сам участник
убийства.
Что за оправдание, что ты «любишь врагов» и потому не мог убить злодея, —
когда ты мог допустить убийство невинной жертвы? Вы вместе с злодеем
убивали ее — один спускал курок, другой, имея возможность убить
преступника, не помешал ему свершить преступление.
Ссылаться на волю Божию и искать в ней оправдания своему попустительству невозможно!
Нельзя говорить:
— Я исполню заповедь «не убий» — это мой долг, — а там пусть будет воля Божия!
Ведь не без воли Божией и жизнь создает такие условия, при которых
приходится христианам делать этот страшный выбор между двумя неизбежными
убийствами. Не без воли Божией попускаются и злодейские нашествия и,
конечно, не без воли Божией поднимают христиане свой меч на защиту
невинных людей, точно так же, как не без воли Божией и некоторые
отказываются «от воинской повинности». Значит, «воля Божия» не снимает с
нас моральной ответственности за то или иное решение вопроса:
— Как поступить в данном случае?
На формальном основании отказывать в защите и вместо того, чтобы
слушаться голоса любви, побуждающего взяться за оружие, повиноваться
мертвой букве, приказывающей его бросить, — а потом ссылаться на «волю
Божию», это значит — проповедовать моральное самоубийство.
Итак, при неизбежности выбора между двумя убийствами вопрос сводится к
тому, кого считать в данном столкновении злодеем и кого невинною
жертвой. Другими словами, вопрос переносится совсем в другую плоскость.
Речь идет уже не о том: допустима или недопустима война в принципе, а
какая именно война допустима. Здесь христианин стоит перед оценкой не
самой войны, а тех целей, которые она преследует. Отсюда ясно, что
христианство допускает войну во имя тех задач, которые совпадают с
христианскими идеалами. В несправедливой войне «нехристианским» является
не самая война, а та несправедливость, во имя которой она ведется. И
напротив, война благословляется Церковью только в той мере, в какой
может быть благословенна ее конечная цель.
Подведем итог.
Анализ сущности войны приводит нас к выводу, что с христианской точки
зрения война не только допустима, но иногда может быть нравственно
обязательной.
Допустима потому, что она не исключает возможности подлинно христианской
любви к врагам. И обязательна потому, что иногда она может быть
единственной возможной формой для выражения деятельной любви. Это в тех
случаях, когда на войне предоставляется выбор не между пролитием и
непролитием крови, а между двумя неизбежными убийствами, из которых одно
убийство злодея, а другое убийство невинной жертвы".
|
