Император Александр II
Государь
щедрою рукою награждал всех отличившихся в бою. Он лично сам раздавал
кресты в лазаретах раненым. Однажды, уходя из лазарета под Плевной,
после раздачи крестов, государь вдруг услышал обращенный к нему голос:
– Ваше Величество! Позвольте и мне крест!
Император,
со сдержанной улыбкой на грустном лице, немедленно подошел к
говорившему солдату, молодому еврею, и, наклонившись к подушке, ласково
спросил его:
– За что же тебе, голубчик? Ты много убил турок?
– Я, Ваше Величество, убил одного, а он убил меня! – ответил солдат.
У евреев на простом языке слово «убил» заменяет слово «ранил», «пришиб».
Такой
ответ возбудил общий смех присутствующих, и Его Величество, также
рассмеявшись, спросил находившегося здесь военно-медицинского инспектора
Приселкова вполголоса:
– Он серьезно ранен?
– Рана легкая, – ответил инспектор, – и особенной опасности не представляет, Ваше Величество.
– Ведь
ты не сильно ранен, – произнес император, обращаясь к солдату. – Я даю
кресты только тем, кто за Отечество пострадал, у кого отняты ноги или руки…
– Да, Ваше Величество! – воскликнул солдат, – я не сильно ранен, но зато я сильно старался.
И милосердный царь, под впечатлением простодушного рассказа солдата, наградил его Георгиевским крестом.
* * *
В другой раз, придя в госпиталь, государь
подошел к раненому офицеру Ковалеву, которому только что была сделана
ампутация ноги. Сильные страдания сделали больного чрезвычайно
раздражительным и капризным, и он почти не хотел отвечать на расспросы
Его Величества. Но государь во что бы то ни стало желал добиться от него
ответа.
– О чем ты грустишь? – спросил император.
Ковалев молчал.
– Но ты себя уже лучше чувствуешь? – продолжил расспросы государь.
– Нет… – коротко ответил Ковалев, нахмурив брови.
– Может быть, ты чем-нибудь недоволен?..
– Меня… –
сказал Ковалев, уже дрожащим голосом, – постоянно смущает мысль… о моей
матери… Она жила всегда со мною… я ее содержал, а теперь… останется
одна… на всем свете, без куска хлеба… Много потрудилась она, бедная…
чтобы меня поставить на ноги.
Эти простые, душевные слова
молодого офицера тронули государя и, желая скрыть свое волнение, Его
Величество сказал в ответ несколько утешительных слов и отошел.
Вечером царь сказал генерал-адъютанту Рылееву:
– У
меня целый день не выходит из головы бедный Ковалев. Эта святая любовь
его к матери меня истинно тронула… Как он отзывался о ней: сколько в его
словах было чувства… Я не могу забыть!
Затем, подойдя к письменному столу, государь достал крупную сумму и произнес:
–
Вот что! Надо ему помочь… Возьми эти деньги, положи как-нибудь ему под
подушку, но, пожалуйста, сделай так, чтобы он не знал, что это от меня…
| 
