| «У каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл»
... А
вот еще был случай. Окончилась служба, выхожу
я, как обычно, из алтаря. Одна знакомая
прихожанка, опережая других, вцепляется в меня:
—У моих знакомых появился полтергейст! Не могли бы Вы его изгнать?
Обыденно так говорит, словно о самом заурядном деле.
Не
знаю, что и ответить прихожанке нашей.
Валентина ее зовут. Бесов нам заповедано
изгонять, но о «полтергейстах» ничего не
сказано. Встречаться с таким явлением мне еще не
приходилось, как быть, не знаю.
—
Наверное, квартиру освятить ваши знакомые
хотят?— нашел выход из положения. — Ну, да!—
просияла Валентина. Батюшка оказался
догадливым.
Машина
нас уже ждала. Хитруля эта Валентина: «Можно
ли?» А у самой машина за углом с шофером и
разогретым мотором.
Не заметил, как сели: все мигом. Помчались.
Словно
выхватил кто из храма. Обычно после службы и
за час до сторожки не дойдешь, не присядешь,
ничего в рот не возьмешь, пока всех нуждающихся
не выслушаешь, не благословишь. А тут и
моргнуть не успел, только сизый дымок
завивается сзади кучерявым хвостиком.
Шофер
оказался хозяином квартиры, Феликсом
Арнольдовичем. Судя по его виду, был он из
новых «крутых». Стал он мне рассказывать о
своей необычной квартире. Полтергейст, который в
ней появился, оказался шкодником с фантазией.
Да никакой не полтергейст, а самый обыкновенный гаденыш,
как я сразу стал называть по-русски, бес. Нет, он ничего
не поджигал, стулья не ломал. Просто пугал
хозяев. Только лягут они спать, как с кухни
послышится разговор. Женский голос и мужской.
Сначала тихо говорят, потом все громче, и
доходят до скандала. Кричат, ногами топают. И
пока не выйдешь к ним — не утихнут. О чем говорят,
нельзя разобрать. Говор свой, русский, но язык какой-то
иностранный. Только отдельные слова слышны, да и то —
матерные. Мат и есть самый настоящий бесовский
язык. Напрасно филологи ищут его корни в
языках разных народов.
Так
вот, сидят те бесы на кухне и говорят,
ругаются на своем языке. А если подходят к ним
по коридору, то женский голос: «Стой!» —
приказывает! Когда первый раз такое услышали,
так напугались, что прямо ночью бежать из
квартиры хотели.
— Это же бесы,— говорю водителю. — Что ж, Вам виднее, это по Вашей части.
Разговор
прервался. Видно было, что Феликс Арнольдович
с таким определением не согласен, но в спор
вступать не хочет.
Кроме
мата, понятно было из бесовского разговора,
как называли они друг друга по имени.
— Филли,— пронзительно кричала гадина.
— Милли,— мужским голосом отвечал гад.
Вот
кто смущал наших деловых людей. Вот кто
воспитывал их по своему образу и подобию и
охотился на них. Феликс Арнольдович оказался
одним из директоров очень известной фирмы. Так
что не будем ее упоминать здесь. Жили гады в
квартире больше года. То пропадали, то внезапно
появлялись вновь. Осмелели и привыкли к хозяевам, шумели
и при гостях. Однажды, когда гости сидели за столом, под
дверями кто-то явственно стал чесаться, словно
пес шелудивый.
—Собачку
завели?— спросила Майя — молодая эффектная
секретарша их фирмы. Одевалась она, как
фотомодель. Все замерли.
Дверь
комнаты приоткрылась, и из коридора пахнуло
запахом хлева. Хозяйка (ее звали Алиса
Марковна, потом мы с ней познакомились) взяла
на себя смелость объяснить гостям, что это
такое. Слово «полтергейст» звучало очень
прилично. Гости с удовольствием приняли игру в Филли и
Милли. Выйти к ним решилась та самая фотомодель. Перед
тем как выйти в коридор, она игриво оглянулась на
шефа.
Вернулась
она. С того дня положил шеф на секретаршу
глаз, то есть зашла в него блудная страсть. Да и
сама фотомодель изменилась. Словно
колдовскими чарами облили ее. Стала
привораживать к фирме выгодных клиентов, за полгода
удесятерился оборот. Майя получила от шефа в подарок
новую квартиру и машину. Квартира стала популярной. Шеф
частенько заглядывал сюда, и не один, а с
друзьями-клиентами. Филли и Милли, как правило, не
подводили. У них даже о делах что-то спрашивали
иногда, но слушались гады только Майю.
И
стала фирма процветать. А Майя стала
незаурядным орудием гаденышей. Квартира,
которую мне предстояло освятить, оказалась
богатой. Не квартира — антикварный магазин.
Оставил в сторону всякую дипломатию:
— Хотите избавиться от своих бесов?
Хозяйка
квартиры, женщина средних лет, встретила
меня, обвешанная брильянтами, как елка. На мой
вопрос вспыхнул, а она всеми своими блестками
и как крикнет:
— Нет, это не бесы!!!
— Ну, тогда и говорить не о чем.
Алиса
Марковна покраснела. Наверное, впервые после
начала перестройки. Некогда было краснеть,
надо было хапать да хапать.
— Извините, отец А., за резкость, я прошу вас освятить квартиру, мы недавно сделали ремонт,— быстро отчеканила она.
—
Бог простит, а вы меня простите,— отвечаю с
поклоном. И продолжаю их испытывать дальше.
—
В чине освящения содержатся заклинательные
молитвы, для всякой нечистой силы отгнательные.
При освящении дома мы просим Самого Спасителя
войти в наш дом и жить с нами, как вошел Он
под сень Закхея мытаря. Если вы не хотите
этого, не стоит и начинать.
Алиса Марковна позвала на помощь мужа.
—Так
быстро! Все готово?— воскликнул он, не
разобравшись, что к чему,— больше не будет
Милли кусаться теперь?
По
лицу Алисы я понял, что он сказал больше, чем
было нужно. Ее рука была забинтована. На днях
она пошла на кухню — пренебрегла Миллиным
«Стой!», и когда открывала дверь —
почувствовала сильнейшую боль в указательном пальце на
правой руке. Он был прокушен до кости, и даже следы
виднелись от двух тонких клыков... — Да, вот такие дела,
Милли ревнует к Майе и ко всем бабам,— не
унимался хозяин. Меня он совсем не стеснялся.
От него так и несло цинизмом.
Я
хорошо представлял себе его шикарный офис, с
круглосуточной охраной, хотя никогда там не
бывал. Каждый день к ним приносят письма из
бедствующих приходов и обителей.
За свойски-похабным тоном Феликса читался приблизительно такой подтекст:
—Если
б я захотел, я бы этому отцу весь храм
облезлый вызолотил изнутри и снаружи. Но пусть
он мне послужит сначала, пусть поклонится мне,
а потом уж... покуражившись... и видно будет.
Да, храм мой тогда был в плачевном виде. Руины, а не храм.
Итак,
бес не только прельщал и пугал, но теперь уже
покушался на живую плоть, которой сам был
лишен. Это был серьезный знак. Какую власть он
взял! Это был знак не только им, но и мне,
всем нам — христианам православным. Еще
немного времени пройдет — и воплотится сын беззакония,
настолько полно люди предались в его волю.
Феликс
и Алиса, конечно, понимали, кого они в моем
лице призывали на помощь. Они сами себя
обманывали, когда объясняли аномалии в своей
квартире стертым современным сленгом
«полтергейст».
Алиса
быстро взяла себя в руки, все-таки это была
деловая, коммерческая женщина: «Злых духов нам
не надо,—как бы подвела она мирные
условия,—если это злое — пусть уходит».
Я всегда поражаюсь практичности новых русских людей.
Уважаю
их за деловитость. Хотя и служат они не Богу,
а маммоне, но если обратить их, они свою
практичность природную, разумность принесут и в
служение Богу. Именно меня, православного
батюшку, пригласили они. Только на первый
взгляд они казались невеждами в религии. На самом деле
интуитивно чувствовали, за кем стоит реальная сила. Силу
они и призывали. И искали самого эффективного
средства. Поэтому и привезли они к себе домой
православного священника.
Вопрос
только в том, что перевесит: разумность, в
которой скрыт образ Божий, или ненасытная
жадность князя мира сего. Разумность диктовала
умеренность, следование правилам жизни,
подталкивала к традициям — храму, добродетели. В
этом была их жизнь, их будущее. Жадность звала на риск,
на обман, потакала самым необузданным страстям, льстила
самолюбию. Это была их смерть.
—Что ж, такой богатый дом, а иконочки не найдется,— заметил я.
Иконы нашлись. Не простые, а XVI
века, строгановского письма. Что ж,
перекрестился, похвалил иконы, да начал
готовиться к освящению. Кадило возжигаю,
облачаюсь.
— Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!
— А-а-аминь,— откликнулась Валентина.
И
тут же в коридоре как завизжит кто-то, словно
ошпаренный. Да, такой визг не могло бы издать
ни одно существо мира. Это был голос самого
ада — противника твари и Творца.
Помолчали
мы, пока брезгливость не прошла, и продолжили
петь потихонечку, устремив мысли к Богу. А
гаденыши так и визжали, пока мы молились. Пели
тихо, голоса не повышали. Хозяев квартиры было
жалко. Заложить душу дьяволу...
Начал
я помазывать стены елеем, кропить кругом
святой водой, и при каждом кроплении — визги,
да на два голоса. Смотрю — и Алиса, и Феликс —
оба в обморочном состоянии. Я и их окропил.
Вздрогнули
они от святой воды, что-то рвалось из них. Но
люди оказались «крепкими», сдержались. Далеки
они были от покаяния.
С
молитвой, с кадилом, со святой водичкой
прошли по всей квартире, и к двери. Никто не
провожал... И побрели мы с Валентиной к метро.
У
каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять
его смысл. Бесы из квартиры с того дня ушли.
Стало тихо. А через год Валентина принесла
весть: Феликса Арнольдовича застрелили в
подъезде, Майя разбилась на новой машине, Алиса
в сумасшедшем доме, всем известная фирма
обанкротилась.
Жадность
все же победила, а как жалко. В их
собственной квартире Господь явил великое
чудо. Он выгнал бесов, готовых вцепиться в
глотки.
И
как долготерпелив Господь! Сколько времени им
было дано, чтобы образумиться, — целый год!
Но они даже не улучили минуточку, чтобы придти
ко мне в храм, поблагодарить Бога, внести,
может быть, свою лепту.
Бесы
ушли из квартиры, но нашли их души.
Коммерсанты не захотели расставаться с гадством
— и расстались со всем, что у них было. Даже с
собственной жизнью.
|
