— Сергей вставай, мы в плену.

— Какой еще плен? Чего ты гонишь? — Контрактник Сергей Бузенков с трудом продрал глаза и ему в лицо уткнулся ствол автомата. Хозяин его, бородатый чеченец в снаряжении рейнджера, недвусмысленно передернул затвор.

Стояла черная чеченская ночь 8-го марта 1996 года. Впереди была почти верная смерть, а позади — далекая мирная жизнь, несладкая и бестолковая.

Отслужив срочную в стройбате, Сергей Бузенков вернулся в родное село, но его руки тракториста были никому не нужны. Промотался полгода, срывая кое-где шабашки, но разбогатеть не удавалось. Некуда было бедному крестьянину податься, так и пришлось идти в военкомат, проситься снова в родную Российскую армию.

В начале февраля 1996-го его направили в 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, а уже 13-го он оказался в Чечне, в числе нескольких десятков таких же, как он, кто решил с помощью войны решить свои мирные проблемы.

— Бригада стояла у Шали, — начал свой рассказ Сергей, — нас занесли в списки, выдали оружие и отправили на 15-й блок пост, который контролировал у села Мискер-Юрт дороги на Ростов, Шали и Хасавюрт. Было нас 38 человек, в том числе два капитана и два лейтенанта, танк Т-80 почти без горючего и три БМП, из них одна не на ходу.

— В чем заключались ваши обязанности, Сергей?

— Должны были досматривать машины. Боеприпасов хватало, а вот с питанием было плохо. Хлеб и консервы привозили раз в десять дней, поэтому мы ходили в село на рынок, где брали продукты.

— А деньги где находили на это?

— «Бабки» снимали с проезжающих чеченцев.

— Как это «снимали»?

— Просто. Машину остановим и берем тысяч по пять-десять. Если не останавливается — стреляем в воздух.

— И как к вам тогда относились чеченцы?

— Нормально. Один раз только была неприятность: ехал автобус с зашторенными окнами, не остановился и один из наших дал очередь. Ранил маленькую девочку, в ноги попал. Чеченцы долго его искали, пришлось парню уезжать домой.

— Предлагали ли чеченцы продать им оружие, патроны?

— Зачем? У них своего навалом. Один чеченец, наркоман, все надоедал, чтобы мы купили у него автомат за триста тысяч.

— Перед тем, как всех взяли в плен, предвещало ли что-нибудь беду?

— Накануне я ездил в бригаду, пулемет ремонтировать, он у меня заедал после третьего рожка, вернулись вечером. На посту я стоял с 10 до 12 ночи. Все было тихо, отстоял и лег спать. Тут нас и взяли. Пришли чеченцы со стороны села, чтобы мы не стали стрелять. Часовых сняли, а когда меня разбудили, в оружейных ящиках уже и автоматов не было. Вышел из вагончика — чеченцев человек двадцать, наши сидят на корточках, все с поднятыми руками. Обыскали всех и в КамАЗ под тентом. Ловко они все провернули. Потом я узнал, что на другой день наши саперы приехали в село и им на рынке рассказали, что весь блокпост взяли в плен. Послали бронегруппу, но на наши позиции из нее только в бинокль посмотрели. К обеду приехали наши на блокпост, но там никого уже не было.

— И куда же вас всех повели, когда взяли?

— В Шали. Наши блокпосты стояли на окраинах, а сам город контролировался чеченцами. С нами был один солдат — срочник, брал он это Шали три раза и каждый раз получали приказ уходить. Привели в комендатуру, в подвал. Перед этим все у нас отобрали — бушлаты, перчатки, кольца, часы. Ротного заставили написать список и указать, кто срочник, кто контрактник. Он всех, кто старше двадцати, записал в контрактники. Да у чеченцев оказалась и штатная книга, где все мы были записаны, так что врать не было смысла. Ночью посадили нас всех на броню танка и БМП, выехали на трассу, объехали свой блокпост, потом горной дорогой, по речке. Оказались в селе Маркиты, бывшем колхозе имени Орджоникидзе. Закрыли за железной дверью в бухгалтерии, офицеров держали отдельно. Лежали друг на друге, так было тесно.

— Как к вам относились чеченцы?

— Утром стали вызывать в их особый отдел. На каждого завели досье, сфотографировали. Потом пришли какие-то корреспонденты, арабы или турки, сняли нас на видео. Построили и стали развлекаться: заставляли обзывать матом Ельцина и Завгаева. Кто не очень старался, заставляли отжиматься, кричать «Аллах акбар!». Наш ротный Афган прошел, внутренние органы все болели, но и его заставляли отжиматься. Потом офицеров и срочников от нас отделили. Это потом я узнал, что их всех расстреляли летом. Хотя расстрелять должны были нас — чеченцы особенно ненавидят контрактников.

— Били вас?

— Когда привезли в Гойское, подлетел молодой чеченец и давай нас мордовать. Как хотел, пока его свои не уняли. У полевого командира Салмана была такая забава: поставит у дерева, наведет ствол и стреляет. Стоишь, ни жив, ни мертв. И ржет, как жеребец. Набили нас в камеру в Гойском человек сто, были еще строители из Пензы и Волгограда, вдруг ворвался молодой чеченец с топором и давай бить, кого ни попадя обухом. Володя Котляров ранен был, когда нас в плен взяли, пулей в живот на вылет — он и его, по ране. Готов был убить нас всех. Одного омоновца забил до смерти. Выводили из камеры по пять человек, и бьют несколько человек одного. Ползком в камеру возвращались. Станешь отбиваться — сразу в расход. Воронову из Ярославля почки отбили, другому — ключицу прикладом сломали.

— Часто перегоняли с места на место?

— Когда срочников и офицеров отделили, нас с блокпоста осталось из 38 человек 23. Добавили еще двоих механиков-водителей и повезли в Старый Ачхой. Машина в гору не пошла — пешком. Наши обстреливали это место, пришлось перебежками. Прошли через Орехово, там все дома разбиты, а такие были дворцы! Посадили в подвал, там оказались еще наши энергетики, из разных городов, человек двадцать. Пришел Салман, дал ножницы: «Всем на голове выстричь кресты». Державину Паше из Костромы сам выстриг. Потом из села привели в какое-то ущелье, здесь был их лагерь. Погода — дождь, грязь, все устали, как собаки.

— Была возможность бежать?

— Я несколько раз предлагал своим: «Давай разыграем что-нибудь и захватим оружие, будь что будет», но из штатских всегда отговаривали, боялись. А духом я никогда не падал, только и думал, как бы смыться. Началась бомбежка — наши самолеты, не видно их было из-за густого тумана. Бросали глубинные бомбы — огромные такие воронки. Шестерых из нас, пленных, убило осколками. Ромку из Воронежа осколком в шею, Щербинину — в живот, а кровь изо рта пеной пошла. Одному солдату из 245-го полка пятку оторвало, он сам себе ногу перетянул. Паника была сильная, но куда тут бежать? Юрика из Рязани, со мной лежал, тоже ранило. Одному осколок попал в позвоночник, видел, как у него глаза закатились. Майору из ФСБ, пленному, осколок попал в затылок и вышел изо лба. Чеченцы после бомбежки закричали: «Раненых — к убитым!». Думаю, значит добьют. Юрик закричал: «Не бросайте, мать у меня с ума сойдет!». Сделали ему носилки, но чеченец сбросил его: их командира ранило. Перед бомбежкой нас собирались покормить, на костре стоял бак с сечкой, его опрокинули при панике и ребята бросились эту кашу с земли подбирать, горстями. А с неба — бомбы. Андрей из Брянска в это время сумел у чеченцев со стола четвертинку хлеба стянуть, разделили потом. Салман его плеткой исхлестал. Чеченцам при бомбежке страшно было, и все время кричат, себя подбадривают: «Аллах акбар!». Убитых своих похоронили в одной яме. Потом согнали нас чеченцы в кучу, считали, считали, никак не могут сосчитать: темно и мы все время с места на место, путаем их. В это время и сбежал Володя из Рязанской области. Но я об этом потом узнал. Он первый раз сбежал, когда нас везли на машине, но чеченцы поймали. Была и у меня мысль сбежать, но еще не пришел в себя после бомбежки. А Володю чеченцы даже не хватились. Утром опять пошли, в горы. Опять бомбежка, но в этот раз никто не пострадал. Привели в какую-то землянку. Потом команда: «Больные и старики — остаться, контрактники выходи». Я забился в угол, но меня кто-то из своих выдал. Побили, но немного, «рекламную паузу» показали.

— Сергей, а как ты все же сбежал?

— Повели нас блиндажи строить и дрова пилить. Я что-то отстал, и то в одной группе, то в другой. Стал приглядываться по сторонам — охрана стоит. Ухватил ложкой жир из бачка, ягод прошлогодних, гнилых, поел. Доверили мне топор жердей нарубить. Предложил одному энергетику вместе бежать — он испугался. Думаю, сдаст еще, и решил один. Боком-боком и в кусты. Как рванул, до верхушки горы бегом, с нее — бегом, пока силы не кончились. Куда иду — и сам не знаю. Слышу — где-то бомбят. Бой идет, значит, думаю, с какой-нибудь стороны должны же быть наши. Вижу — следы от танка, вдалеке — БМП стоят, кто-то ходит, стреляют. Идти боюсь — вдруг на мину-растяжку попадешь. Вижу — в мою сторону БМП едет. Спрятался, но потом все же решил идти на эти БМП. Солдат на меня автомат наводит: «Кто такой?». Я руки поднял: «Из плена», — «До х… вас тут из плена выходит» — «А что, еще кто-то был?». Дал покурить, по рации в штаб доложил обо мне. Потом оказалось, что как раз здесь вышел к своим и Володя из Рязанской области, который сбежал раньше меня. Вышел я к уральцам, в 324-й полк.

— И как встретили свои?

— Обыскали, и в ФСБ, начали расспрашивать. Врач осмотрел, поесть дали. Потом на «вертушке» в Ханкалу с генералом Кондратьевым. Там меня привезли в штаб, к генералу Тихомирову, был еще генерал Квашнин. Все им рассказал, как наших из плена выручить — бронегруппу послать или десант на вертолетах. Но у них были какие-то свои планы.

— И что, наше командование не пыталось выручить пленных?

— Когда нас взяли, блокпост, командование вызвало старейшин и пообещало разнести село, если нас не вернут. Но они вернули только сорок автоматов. Одного только обменяли нашего, за тысячу баксов. Вернулся в бригаду — начались наезды, что пропили мы блокпост. Потом все же нормально относиться стали относиться.

— Сергей, вот ты вернулся из плена. Злой на чеченцев?

— С одной стороны — да, а с другой — нет. Я понимаю тех из них, у кого наши дома разбили, семьи погибли. А вообще — они нас ненавидят всех. Я бы их тоже куда-нибудь на Северный полюс сослал.

— Можно ли было победить чеченцев силой, как ты думаешь?

— Да если бы дали нам волю! А то: это нельзя, туда не стреляй, одни ограничения. Можно было победить и в военных операциях, мы сильнее. А еще лучше, как Жириновский предлагал: разбомбить все и дело с концом. Патриотов у нас мало, а то собрать бы одних добровольцев. Я ведь пошел по контракту сначала только из-за денег, никаких патриотических мыслей у меня не было.

— Как жить думаешь, Сергей?

— Год как вернулся, а работы так и не нашел. Придется опять в армию идти. Ну, куда мне деваться теперь?

…Из 10 солдат 166-й бригады, адреса которых дали в Твери комитету солдатских матерей, ответил, кроме С. Бузенкова, только один. Володя из Рязанской области, который тоже бежал из плена. В письме он категорически отказался рассказать что-либо, ссылаясь на запрет ФСБ. Мама еще одного парня, которого обменяли за тысячу долларов, написала, что сын ее, вернувшись, попал в беду. Точнее, в милицию, потому что привез из Чечни сувениры — несколько патронов. Остальные ребята не ответили. Значит, они все еще в плену …если живы.