|
 Богач
выиграл битву, но проиграл сражение. Он вдоволь вкушал временные
удовольствия, но потерял вечную жизнь. Проигрыш плачевный. Смеяться над
богачом нельзя, злорадствовать грешно, тем более что не до конца он
плох, и кое в чем можно и у него поучиться.
В
пользу божественного происхождения Евангелия говорит то неповторимое
сочетание глубины и краткости, которое характерно для слова Божия. Слова
Иисуса Христа, переданные евангелистами, кратки. Сократ, в передаче
Платона, оставил нам больше слов. Больше текстов, записанных собственной
рукой, оставил читающему миру Цицерон. Число людей, сказавших и
написавших больше, чем Иисус из Назарета, огромно. Многие из этих людей
почитаются великими. И именно на их фоне божественность Иисуса
становится очевидной.
Он сотворил больше, чем сказал, «но если
бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы
написанных книг» (Ин. 21: 25). Сказал же Он сравнительно немного. Причем
говорил Он, не готовясь заранее, не обдумывая, не составляя тезисы и
конспекты. Он говорил спонтанно, по случаю. Тайны иного мира, законы
вечной жизни преподавались Им посреди житейской сутолоки, при взгляде на
трудящихся рыбаков, на цветущие лилии, на людей, опускающих
пожертвования в храмовую сокровищницу. И всякий раз «благодать
изливалась из уст Его» (см.: Пс. 44: 3). Словно солнце, льющее свет
естественно и непрестанно, уста Иисусовы источали сладость,
превосходящую вкусом сотовый мед и драгоценную более золота и отборных
камней. Никакой вельможа не записывал за Иисусом Христом Его слова
тростью книжника-скорописца. Христос так просто делился Божественной
мудростью, как никто из земных мудрецов не ведет себя со своими лучшими
мыслями. Действительно, Он – Солнце, льющее свет независтно, Он –
«Солнце правды, и исцеление в лучах Его» (Мал. 4: 2).
****
Слова Иисусовы бездонно глубоки и
одновременно божественно кратки. Никто из писателей, стремившихся малыми
словами передать большую премудрость, не может сравниться с Господом.
Кратко говорил Эзоп, а вслед за ним все лафонтены и крыловы. Но их
аллегории не бездонны. У них всего лишь есть двойное дно, и смысл их
похож на ядро ореха, скрываемое скорлупой. Кратки пословицы, притчи
людские и крылатые выражения мудрецов. Но в них всегда лишь по одной
мысли, тогда как в кратких словах Иисусовых всегда содержатся целые
россыпи драгоценных мыслей и целая радуга смысловых оттенков. Тысячу раз
прав святитель Николай Сербский, сказавший, что все говорят: «Читай
Библию», – а я говорю: «Прочти Библию, а потом несколько лет не читай
Библию. Читай любую литературу: историческую, художественную, научную.
Затем вновь возьми и перечитай Библию, и ты поймешь, что такое Библия».
Если наши «сложные» глаза не узнают Бога в простоте Иисусовой, нам нужно
рассматривать Его простоту на фоне «мудрой» человеческой сложности.
Тогда становится очевидным, что Его простота – простота божественная.
Мне хочется взять для примера одну из
любимых притч – притчу о богаче и Лазаре, чтобы на ее примере попытаться
показать бездонность Евангелия и насладиться скрытыми в нем мыслями.
«Некоторый человек был богат». Так
начинается притча. Признаки богатства очерчены кратко: он одевается в
порфиру и виссон и ежедневно совершает блистательные пиры. Первая одежда
– порфира. Это царское одеяние. Порфирородными, то есть родившимися от
царских кровей, называли в древности царских наследников. Богач из
притчи вовсе не царь. Но он одет в одежду чужого достоинства и,
возможно, хочет быть похожим на царя. Людям так часто хочется быть
похожими на великих, но вовсе не масштабом деяний, а хотя бы пышностью
стола, или богатством интерьеров, или количеством прислуги. «Мещанин во
дворянстве» – это очень распространенный тип. «Чем я хуже царя?» –
говорит человек сам себе, примеряя у зеркала внешние атрибуты роскоши.
Возможно, таков и этот богач. Евангелие описывает его, идя от
поверхности в глубину. Верхняя его одежда – порфира, а под ней – виссон.
Так называлась тонкотканая, легкая и одновременно прочная одежда. Пара
перчаток из виссона помещалась в ореховую скорлупу (!), и римляне не зря
платили за виссонные ткани равным весом золота. Итак, человек одет в
самое лучшее одеяние и непрестанно пирует. Но весел ли он? Может быть,
да. Но, скорее всего, нет. Скорее всего, непрестанные пиры – это попытка
прогнать или заглушить глубокую внутреннюю тоску. Не богаче ли всех был
Соломон, не было ли в его царстве серебро по цене простого камня?
Однако горький приговор миру произнесли именно соломоновы уста. «Все
труды человека для рта его, а душа остается голодной». Великие люди не
создают новый мир. Они лишь точно высказывают то, что без них было бы
менее понятно.
Можно даже думать, что веселье богача
было сознательным, намеренным. То есть он заставлял себя веселиться как
бы через силу, даже тогда, когда хотелось простой тишины и покоя.
Веселиться «непрестанно» невозможно иначе, как только однажды обдуманно и
намеренно избрав себе подобный образ жизни. Те же Соломоновы книги
могли помочь богачу в сочинении своего особого символа веры и образа
жизни. Вот одна из цитат: «Вот еще, что нашел я доброго и приятного:
есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих… И если какому
человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от
них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это – дар
Божий» (Еккл. 5: 17–18). Эти слова богач мог бы вывесить на фасаде
своего дома, и он мог бы указывать на них всем хотящим упрекнуть его в
чрезмерной роскоши. Дескать, «это в Писании сказано. То, чем я
пользуюсь, – дар Божий».
Человек вообще не может жить без
мировоззрения. Мировоззрение может быть недодуманным, примитивным,
сырым, но оно должно быть. Объяснить себе мир и себя в мире хоть как-то
обязан каждый человек. Скорее всего, человек откажется жить в мире,
который совершенно необъясним, враждебен и непредсказуем.
У блаженного Августина есть мысль о том,
что не то удивительно, что добрый делает добро ради благой цели;
удивительно, что злой делает зло тоже ради благой, как ему кажется,
цели. Свой набор оправданий есть и у блудницы, и у вора, и у диктатора.
Они скажут, что так делают все, что иначе не проживешь, что есть многие,
поступающие еще хуже, и т.д. Наверняка свое мировоззрение и свой набор
оправданий был и у богача из притчи. Спроси мы у него, почему он живет
так, а не иначе, мы непременно услышали бы внятный ответ очень неглупого
человека. Насколько же совпадала его правота в глазах его с его оценкой
в очах Божиих, мы увидим позже. А сейчас взглянем на второе действующее
лицо из этого евангельского отрывка.
****
Его звали Лазарь. В отличие от богача, у
него в притче есть имя. Эта поименованность Лазаря означает, что Бог
знает его лично. Бог, как Существо всеведущее, знает вообще все. Но с
человеком у Него особые отношения. Он не просто знает нас исчерпывающе,
вплоть до количества вздохов и числа волос. Он хочет общаться с нами как
Личность с личностью. А личностное общение непременно предполагает
обращение по имени. Свои имена Бог открывает Сам, и люди затем призывают
эти имена, надеясь быть Богом услышанными. И Господь, в Свою очередь,
как добрый Пастырь, «зовет овец своих по имени и выводит их» (Ин. 10:
3). То, что Христос называет имя бедного страдальца – Лазарь – и
умалчивает об имени богача, означает, что первый человек – от овец
Божиего стада, а второй – нет.
****
Лазарь спасен не за бедность. Это было
бы опасным упрощением жизненных проблем и ложью на истину. Есть бедные
люди, которые ужаснули бы мир, будь они на месте богача. Есть люди, для
которых бедность – естественное следствие лени, или мотовства, или
запойного пьянства. Ничего такого о Лазаре мы не можем сказать, но мы не
имеем права говорить также и то, что райское утешение в будущей жизни –
это непременная награда за одно лишь земное злострадание. Лазарь не
просто несчастен. Он незлобив и терпелив.
Мы можем сделать этот неожиданный вывод
из того факта, что после смерти ангелы несли Лазаря на Авраамово лоно.
Подобное тянется к подобному, и упоминание об ангелах показывает родство
Лазаревой души с чистыми бесплотными духами. О богаче сказано короче и
жестче: «Умер и богач, и похоронили его». У богача, конечно, было имя,
но оно не называется в притче, так как хозяин имени не укоренен в
вечности. У богача были, конечно, пышные похороны, но притча игнорирует
пышность и произносит только два тяжелых, как могильная плита, слова:
«Похоронили его». Так внезапно меняется картина, и тот, кто питался
роскошно, стал пищей огня, а тот, чьи гнойные раны служили пищей
бродячим псам, оказался в месте покоя и вознаграждения.
****
Но вернемся к словам о том, что Лазарь
помилован и утешен не за одну бедность. Подключим для этого, хоть и не
без робости, воображение. Тогда как притча говорит об одном характере
сложившихся отношений между богачом и Лазарем, мы дерзнем представить
себе еще три оставшихся ситуации из четырех возможных.
Ситуация первая. Лазарь, как и есть,
несчастен, но богач внимателен и милостив. Он не проходит мимо
несчастного, но регулярно велит приносить ему те крохи от роскошного
стола, о которых Лазарь и не мечтает. Время от времени богач дает слугам
указание помыть Лазаря и дать ему новую одежду. В таком случае Лазарь
не просто терпит нужду и молчит. Он молится за благодетеля. Древняя
пословица: «Нищий милостыней питается, богатый молитвой нищего
спасается», – оправдывается буквально. В таком случае богач не оказался
бы в аду, и они с Лазарем нашли бы общий покой в одном и том же месте
блаженства.
Ситуация вторая. Лазарь зол. Он отравлен
ненавистью ко всем богатым. Он посылает в небо хулы и зовет тысячи
проклятий на голову богача. «Мир несправедлив, – говорит он, – и следует
водворить справедливость, хотя бы и силой оружия». Такой Лазарь никогда
не был бы унесен ангелами на лоно Авраамово! Если бы Лазарь был таков, а
богач был бы таким, как мы его знаем, то оба они были бы в аду. Там, в
аду, они проклинали бы друг друга и винили бы один другого и во
временных бедах, и в общей вечной трагедии.
Третья ситуация заключается в том, что
богач, в случае его доброты и милосердия, был бы в раю, а злой бедняк – в
аду. Таких богачей немного, но они всегда были и, надеюсь, всегда
будут.
В таком случае, возможно, было бы
названо имя богача и умолчано – имя Лазаря. Все это я дерзаю писать
только в развитие одной мысли: не за одну бедность спасен Лазарь. Одной
бедности всегда мало. Нужно иметь внутри души некое сокровище, некую
добродетель: кротость, незлобие, неосуждение, отсутствие зависти, –
чтобы по смерти ангелы взяли душу твою и препроводили ее в места светлые
и злачные, откуда отбежали болезнь, печаль и воздыхание.
****
Интересно, что социальная
несправедливость как бы фиксируется Писанием, и никаких призывов к
переменам здесь не дано. Решение житейских коллизий перенесено туда. Это
вызов всей современной истории Европы. Ведь лозунг Французской
революции: «Мир хижинам. Война дворцам», – наверняка бы понравился злому
Лазарю (если бы, конечно, он был зол). «Лазари всех стран,
соединяйтесь!» – прекрасный клич для того, чтобы руками бедных зажечь
дома богатых, пропитать землю кровушкой и затем вновь закабалить
бедняков в интересах новой революционной бюрократии. Наша история
говорит о многом; в частности, она говорит о невнимательном чтении
Евангелия нашими предками в конце XIX – начале XX веков. Бедность и
богатство – лишь удобные способы спастись: кому терпением, а кому
добрыми делами. Изнутри, нравственным подвигом врачуются язвы мира. Иные
способы лечения убивают пациента.
****
Земная жизнь двух главных персонажей
притчи изображена красками яркими, но при этом сдержанными. Тот же
Соломон говорил о своем бесполезном для души богатстве пространно: «Я
предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники,
устроил себе сады… сделал себе водоемы… приобрел себе слуг и служанок…
собрал себе серебра и золота… завел у себя певцов и певиц… Чего бы глаза
мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого
веселья…» (Еккл. 2: 4–10).
Куда меньше сказано о богаче из притчи.
Он и Лазарь – это лишь «порфира и виссон» да «гной и псы, лижущие
струпья». Но затем Господь продолжает речь. Он сдергивает завесу,
отгораживающую будущую жизнь от настоящей, и посвящает нас в тайны
воздаяния.
Будущая жизнь предстает именно как
таинство воздаяния. Но прежде, чем говорить об этом, нужно говорить о
том, что будущая жизнь есть.
****
Со смертью тела человек не распадается
на элементы мира, на стихии. Атеисты извели тонны бумаги, чтобы донести
до людей свое убийственное мировоззрение. Это мировоззрение сводится к
тому, что человек произошел от животных и, окончив жизнь, продолжит свое
присутствие в мире лишь в виде лопуха, выросшего на могиле. Это жуткое
мировоззрение, и нужно не слишком вдумываться в него даже тем, кто в это
верит, чтобы не вскрыть себе вены. Шутка ли? – сын обезьяны и будущий
лопух. То, что не все атеисты – сплошь самоубийцы, говорит лишь о том,
что люди способны верить в одно, а делать другое.
На другом полюсе мыслей о вечности
расположены те, кто слагает сказки о перерождениях. Там, где не верят в
Единого Бога, не верят и в вечную жизнь. Но там, где верят во многих
богов, верят во множественность земных жизней, в реинкарнацию, то есть в
перевоплощение, в смену телесных оболочек. Евангельская истина
находится ровно посредине этих двух идей. Итак, одни говорят:
«Исчезнешь», другие говорят: «Перевоплотишься». Евангелие говорит:
«Продолжишь жить и получишь награду либо – возмездие».
Участь богача – это возмездие. О том,
кто пышно одевался при жизни, говорится далее намного больше, чем о том,
чьи язвы облизывали псы. Да и вообще в Евангелии ад описывается большим
числом слов, нежели рай. Кто не слыхал о «вечном огне», о «неусыпающем
черве», о «скрежете зубовном», о «мраке»?! Все это – атрибуты наказания.
О рае же сказано лишь: «Не видел того глаз, не слыхало ухо, и на сердце
человеку не всходило то, что Бог приготовил любящим Его».
После грехопадения падшие духи стали
близки к человеку. И об аде мы знаем больше, чем о рае, поскольку по
состоянию сердца ближе находимся к местам страданий, нежели к местам
покоя. Тоска и печаль, уныние и отчаяние, зависть и вспыльчивость,
похоть и злопамятство вкупе с сотней иных греховных состояний знакомы
всем. Или почти всем. Одновременно с тем незлобие, кротость,
долготерпение, сострадание, целомудрие известны большинству лишь по
имени. За этими именами для многих людей ничего не стоит, никакого
внутреннего опыта. А, учитывая стремительные языковые перемены, скоро и
по имени эти добродетели будут неизвестны очень и очень многим. Вот и
получается, что у человека, даже без особых усилий с его стороны, есть
опыт бесовской жизни. (Повторю, что уныние, злоба, нераскаянность есть
именно бесовские состояния.) Но у него может вовсе не быть опыта
ангельской жизни. Вот почему нельзя мечтать о рае. Начни мечтать, и тут
же придумаешь нечто греховное, то, что тебе ближе, но вовсе не то, с чем
связано истинное блаженство. Вот почему и в слове Божием рай не описан в
деталях. Рай небесный, тот, о котором Господь на Кресте сказал
разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23: 43), неизобразим и
непредставим для нашего падшего воображения. Вот почему выше было
сказано о том, что для того, чтобы быть несомым ангелами в места покоя,
нужно быть хоть как-то сродным ангелам. У Лазаря было это сродство.
Бедные редко приковывают наш взор. Нас
больше интересуют богатые. Что они едят, во что одеваются, куда ездят
отдыхать, как сколотили первый миллион… Все это – предмет
заинтересованности для тех многих, кто «пока не царь, но при случае не
прочь одеться в порфиру». Так вот, Господь, привязав наш любопытный
взгляд к человеку, живущему в роскоши, по смерти последнего стремительно
помещает его в пламя. И наш привязанный к персоне богача взор тоже
невольно оказывается смотрящим на огонь, который не угаснет.
****
Оттуда, из огня, богач взывает о
милосердии к Аврааму и… к Лазарю. Он теперь заметил и узнал этого
нищего, вечно лежавшего у порога. Последние стали первыми и – наоборот.
Если Лазаря богач видел почти ежедневно, то Авраама никогда дотоле в
глаза не видал. Нужно ли повторять, что не только фотографии не было
тогда, но и портретной живописи не было у евреев? Откуда же у богача это
безошибочное узнавание?
В будущем мире мы станем насильно
прозорливы. Или, что точнее, естественно прозорливы. Не длинным путем
логических рассуждений, не путем прочих мысленных операций будет
познавать душа все вокруг, но через простой взгляд. И взгляд уже будет
не просто взглядом, но созерцанием и проникновением в суть созерцаемого.
Так до грехопадения Адам смотрел на животных и давал им имена. Так Петр
на горе Преображения безошибочно узнал Моисея и Илию, хотя был апостол
тогда в благодатном исступлении и произносил невнятные речи. Все узнают
всех. Если это касается узнавания дальних и ближних родственников,
знакомства с авторами книг и музыки, которыми зачитывался и
заслушивался, то это будет радость. Если же это будет обретение
кошмарно-правдивого знания о себе и о мнимых «великих», если это знание
станет разоблачением и ниспровержением, то тогда это и есть Страшный
суд.
Некто из монахов Афона сказал, что трем
вещам удивится, если попадет в рай. Первое – то, что он – в раю. Второе –
то, что нет там тех, о ком он был уверен, что они там. А третье – то,
что там есть те, кого он никак там не ожидал увидеть.
По крайней мере, дважды удивился богач.
Во-первых, он – в аду. Ну а во-вторых, в раю – Лазарь. И какая теперь
разница, что ты ел, что пил, на каком ложе ворочался, объевшись. Если ты
не верил в вечную жизнь и никак к ней не приготовился, то ее и
недостоин. Именно об этом говорит Авраам: «Чадо! Вспомни, что ты получил
уже доброе в жизни твоей». Но разве можно сравнить съеденную пищу,
которая афедроном выходит вон, с вечным пламенем мучения? Нет ли
издевательства в этом Авраамовом «вспомни»? Даже если я сижу в
зубоврачебном кресле, никакая память о прежних удовольствиях не утешит
меня в эти минуты. Тем более никакое воспоминание о прошедших благах не
утешит человека в аду. Оно скорее раздражит и разозлит, заставит
заскрипеть зубами в бессильной злобе на самого себя. Этот «скрежет
зубовный», возможно, и есть скрежет отчаяния и запоздалого сожаления о
прожитом. В случае богача ни Авраам, ни Лазарь не виновны в его
печальном положении. Он сам совершил выбор в пользу земли и только
земли. В землю он закопал «талант» – богатство, которым мог бы послужить
Богу и ближним. Теперь бывший богач покинул землю, а на небе его не
знают и не ждут. Там даже имя его неизвестно. Но самое ужасное то, что
ад – это личный выбор, и не зря на Востоке говорят: «Богатым рай не
нужен».
****
Богач выиграл битву, но проиграл
сражение. Он вдоволь вкушал временные удовольствия, но потерял вечную
жизнь. Проигрыш плачевный. Смеяться над богачом нельзя, злорадствовать
грешно, тем более что не до конца он плох, и кое в чем можно и у него
поучиться.
Он, к примеру, переживает о своих
братьях, оставшихся на земле. То, что святые, движимые любовью и
состраданием, переживают о грешных жителях земли, не вызывает сомнений.
Но чтобы грешник, оказавшийся в аду, переживал о родственниках и хотел,
чтобы они избегли его участи, это уже удивительно. По нынешним временам
братья и сестры сплошь и рядом ведут себя по отношению друг ко другу
так, что на их фоне богач может показаться праведником.
Но это любовь к своим. Это та любовь,
которая может родить логику Каиафы. Каиафа был архиереем, и был
прозорлив без святости. Он предсказал, что «лучше» умереть одному
Иисусу, «нежели чтобы весь народ погиб» (см.: Ин. 11: 49–51). Многие
способны на любовь, вызванную чувством крови. Эта любовь имеет цену, она
важна, но она не ведет на небо. Евангелие Христово вообще совершает
радикальный переворот в области человеческих мыслей. И даже не то
удивительно, что Евангелие бичует человеческие пороки. Удивительно, что
оно меняет наше представление о добродетели. Любить надо всех, а не
только своих. Любить своих – это любить себя в них. А любить чужих – это
распять себя. Сострадательная любовь, не различающая чужих и своих,
является, например, одной из главных тем притчи о милосердном
самарянине. Стоило и богачу расширить свое сердце, чтобы в нем
поместились не только родные братья, но и хотя бы кто-то из неродных
нищих. В очередной раз стоит со страхом повторить: богач не злодей. Он
просто невнимателен к жизни духа и жизни будущей.
****
Эта же мысль содержится в словах Иисуса
Христа о втором пришествии – из Евангелия от Матфея. Там страшные слова:
«Отойдите от Меня, проклятые в огонь вечный», – Господь говорит не тем,
кто раздевал ближних, калечил их или отнимал хлеб. Он говорит это тем,
кто «всего лишь» не кормил, не одевал, не посещал больных и заключенных.
Не наличие активно совершенного зла, а отсутствие добрых дел будет
причиной уйти в сторону, противоположную пути праведных.
Эти евангельские идеи вырывают с мясом и
кровью из наших уст бесчисленные самооправдания, вроде «я не делал
того», «я не делал этого». Для того чтобы оказаться в самом жутком
месте, иногда и нужно-то только одно – ничего не делать.
****
Богач просит праотца посодействовать
спасению братьев – послать кого-либо со свидетельством, чтобы и им не
попасть в это жестокое место.
Авраам отказывается посылать кого-либо к
братьям богача со свидетельством, мотивируя это тем, что у них есть
«Моисей и пророки» (Лк. 16: 29). Иными словами, у них есть Святое
Писание. Если они не верят ему, то они не поверят даже воскресшему
мертвецу!
Редко где можно найти в Писании еще одну
такую высокую похвалу Книге Завета. Оказывается, человек, имеющий
Писание и изучающий его, не нуждается в вестниках из иного мира. Все,
что они могли бы сказать, он уже знает! А если они придут, то самих
пришельцев и их слова можно судить на основании Писания! Это должно
родить смелость в душе верующего человека, смелость, подобную Павловой,
когда он велит анафематствовать «Ангелов с неба», если они принесут
чуждое благовествование (см.: Гал. 1: 8).
Но эти же слова повелевают проверить
отношение к Писанию. Его нужно внимательно изучать на протяжении всей
жизни. Дважды мы, православные, говорим о Ветхом Завете в Символе веры.
Христос воскрес в третий день «по Писанием», и Дух Святой «глаголал
пророки». Нужно изучать все, что Дух сказал через пророков, и все, что
имеет отношение к пророчествам о Спасителе. Любовь к Писанию – это
опосредованная любовь к Самому Господу, это наша сладчайшая обязанность и
труд всей жизни.
Христиане – люди Чаши и Книги. Отберите у
человека Чашу и оставьте Книгу. Получится, что вы отобрали Христа, и
тогда наличие Книги не спасет ситуацию. Но отберите Книгу и оставьте
Чашу. Тогда человек будет иметь доступ к «престолу благодати», но со
временем станет невежественным носителем благодати. Это странно звучит,
но такое возможно. Из-за невежества со временем такого человека враг
отведет и от Чаши. Поэтому лучше ничего не отнимать, но дать христианину
и Свет Писаний, и Пищу бессмертия.
В идеале наша вера должна быть такова,
что не только заезжий проповедник, или мусор телевизионных страшилок,
или бытовые слухи и пересуды не должны колебать нашу веру. Даже
явившийся ангел или восставший мертвец не должны привлекать наше
внимание так, как живые слова Живого Бога.
****
Притча – это не история. Она и в церкви
предваряется словами: «Рече Господь притчу сию». Тогда как реальная
история начинается со слов «во время оно». Притча – это специально
написанная картина, посредством которой Христос открывает нам нечто
бесценно важное. Но притча о богаче и Лазаре имела и в истории свое
воплощение. В истории был человек, который воскрес из мертвых, которого
тоже звали Лазарь. Он воскрес по слову Христа, но его воскресение никого
из неверующих не убедило в Божественности Иисуса. Более того,
начальники иудейского народа согласились и Лазаря убить вместе с
Иисусом, так как Лазарь был не чем иным, как живой проповедью о Мессии.
Слова: «Если и мертвец воскреснет, не поверят», – исполнились буквально.
Такова упертая сила неверия. Ее мы тоже
можем увидеть в притче наряду с похвалой великой силе Писания, наряду с
тайным внутренним богатством Лазаря и внутренней нищетой богача.
Несколько пространных слов произнес
Златоуст на тему этой короткой притчи. И это были воистину золотые
слова. В десятки, а то и в сотни раз превышают его слова своим объемом
слова Господа. Превышают, но не исчерпывают. Тем более не исчерпывают их
глубины и эти одновременно и длинные, и малые строки. Не исчерпывают,
да и не пытаются. Поскольку слова Господа Иисуса Христа удивительно
кратки и божественно глубоки.
Протоиерей Андрей Ткачев
|
