Беседы о Библии. Книга Бытия. Передача 1

Анна Павлович:
Здравствуйте, дорогие радиослушатели, в эфире радио “Град Петров» беседы о Библии. В студии протоиерей Александр Степанов. Здравствуйте, о.Александр.
Протоиерей Александр Степанов:
Здравствуйте, Анна.
А. П.:
…и Анна Павлович. Сегодня мы начинаем цикл бесед о Священном Писании, о самом начале, о первых трех главах Библии, о сотворении мира, о грехопадении. И вот, отец Александр, давайте с Вами поговорим о том, почему нам важно не просто читать священный текст, почему важно подробно об этом говорить?
А. С.:
Слово Божие не может оставаться вне внимания верующего человека. Если это слово Бог обращает к нам, то мы должны быть предельно внимательны.
Если говорить о том цикле, который мы сейчас начинаем, он будет касаться только первых трех глав первой книги Библии. Эти три главы выделены совершенно особенно, и мы можем найти, действительно, очень много толкований, и святоотеческих, и древнееврейских на этот текст, потому что эти три главы закладывают некоторую основу мировоззрения, дают понимание, Кто такой Бог, что такое мир, кто такой человек, в каком отношении все они находятся друг к другу, и почему мир устроен именно таким образом, каким мы видим. В частности это и проблемы теодицеи, то есть ответа на вопрос, почему же благой, добрый, любящий Бог создает мир, в котором человек так мучается. Так вот, поэтому стоит эти три главы разобрать действительно очень подробно, ибо в них насыщенность текста чрезвычайно высока.
Мы знаем, что в Евангелии тоже довольно краткие тексты. Евангелие мы уже на нашем радио обсуждали довольно много, и видим, как много стоит за тем коротким, сжатым повествованием, которое мы читаем. Если говорить о Библии, конечно она не однородна. Библия – это книги, и в ней собраны разные книги, по жанру, по объему, поэтому там тоже эта степень насыщенности смыслом может быть большей или меньшей. Так вот, первые три главы предельно «плотные». Мы получаем на «Пастырских часах» довольно много вопросов от наших слушателей по поводу той информации, которая содержится, собственно, в первых трех главах книги Бытия. Многое вызывает недоумение, например, то, что я уже упомянул, другие какие-то вопросы, конкретные, что значит то-то или то-то, – одним словом, у меня появилось ощущение, что имеет смысл прокомментировать раз и навсегда эти первые три главы, коли они действительно не вполне уяснены значительной частью наших слушателей.
А. П.:
Да, человек открывает Библию, читает первую главу, и сразу у него возникают какие-то вопросы, то есть он соотносит это с нашей реальной жизнью, со своей жизнью…
А. С.:
Ну да, со своим опытом, с тем, как его учили в школе, и так далее, что представляет собой мир, Вселенная, и, конечно, очевидно, для него возникают какие-то несоответствия и даже несуразности определенные этого текста. Например, в хронологии появляются светила уже после того, как трава растет, и зелень, и деревья, а Солнца и Луны еще нет; в этом тексте они появляются только в четвертый день.
А. П.:
Да, детям особенно трудно объяснить, как это: был свет, но не было Солнца.
А. С.:
Вот-вот. Конечно, этот текст требует комментария, и, разумеется, в нем нет никаких глупостей-несуразностей, так сказать. Эти несуразности возникают из-за непонимания того, о чем идет речь. Если говорить о том, как вообще понимать этот текст: прежде всего, что бросается в глаза? Во-первых, в первых двух главах содержится два повествования об одном и том же, то есть мы имеем не один связный рассказ от начала до конца, а имеем два повествования, причем можно заметить, что первое повествование заканчивается не первой главой. Разбиение на главы, как, наверное, большинство наших слушателей знает, состоялось уже гораздо позже, в Средние века, а до этого текст вообще никак не разделялся, не разбивался, но на книги разделялся, это также было характерно для античного мира, не только для древнееврейской традиции.
Так вот, первое повествование заканчивается четвертым стихом второй главы. Было бы, наверное, полезно, если кто-то хочет внимательно следить за нашим рассказом, чтобы слушатели имели перед собой Священное Писание. Библию надо открыть на самой первой странице, мы находимся там. Так вот, четвертый стих второй главы: «вот происхождение Неба и Земли при сотворении их». Тут даже точки нет в этой фразе, а на самом деле здесь надо поставить точку – это конец первого повествования. А второе начинается словами «в то время, когда Господь Бог создал Небо и Землю….» и так далее.
Мы не будем, наверное, вдаваться в такие исторические подробности, почему и как возникли эти два повествования, почему их два, почему они не были скомпилированы, так сказать, в одно целое. Действительно, это две традиции древнееврейские. Я думаю, что достаточно сказать, что по той же причине, по какой у нас четыре Евангелия, а не одно. Каждый из самовидцев изложил ту версию, которую он, так сказать, запомнил, а те два евангелиста, которые не были самовидцами, во всяком случае, слышали непосредственно тех, кто таковыми являлись. И вот эта множественность повествования дает некоторый объем ситуации. Здесь тоже зафиксировано два повествования, которые дополняют друг друга.
Наверное, первое впечатление у человека при прочтении этого текста, что это такой немножко детский рассказик, детская сказочка, или миф, миф это по форме своей. Какое-то сказочное изложение каких-то представлений, но которое совсем не имеет смысла развлечь, а имеет смысл раскрыть содержание чего-то очень важного и глубокого.
А. П.:
Я хотела бы спросить: Вы говорили о том, что два евангелиста были самовидцами, очевидцами событий, и записывали то, что они видели, то, что передавалось из уст в уста. А здесь автор не был очевидцем событий, то есть это именно передача какого-то представления народа о мире, о его устройстве?
А. С.:
Ну это не совсем так, конечно, потому что это не просто представление. Это представление во всяком случае сложилось в результате откровений. Господь это открыл автору этих текстов, а кто автор? Вот, написано прямо, автор – Моисей, конечно.
А. П.:
Первая Книга – Моисеева.
А. С.:
Да-да, Моисей написал эти книги. Написал или это устная была традиция, так или иначе, они восходят к учению Моисея в то время, когда он пребывал на горе Синайской в облаке темном, Бог ему нечто открывал. И один из подходов к пониманию, между прочим, этого текста называется «визионерство». Это более, конечно, позднее название. «Visio» – «видеть», телевизор от этого слова происходит, теле – это расстояние, @видеть на расстоянии», телевизор нам позволяет видеть на расстоянии. Так вот, визионерский подход говорит нам, что Бог не рассказывал Моисею последовательные истории, а Он озарял его как бы такими вспышками видений, и Моисей видел временные срезы того, как возникал мир. Первая вспышка – день один – он видит мир в таком состоянии, второй день – он видит мир в таком состоянии, третий … и так далее, да. Многие святые отцы, даже значительная их часть, склоняется именно к такому пониманию, что это последовательность неких видений. Поэтому в определенном смысле можно говорить, если этот подход использовать, что Моисей был именно самовидцем, то есть Бог ему открывал то, как творился этот мир.
А. П.:
Откровения Иоанна Богослова сразу вспоминаются, Богослов пишет о том, что ему было видение.
А. С.:
Да, совершенно верно, и не только, конечно, Иоанн Богослов, но у многих пророков были такие видения. Скорее всего, Бог говорит со своими пророками (а Моисей тоже пророк) на языке видений, и поэтому дальше вопрос в том, как человек будет излагать. Будет излагать, разумеется, на том языке, в тех образах, в тех понятиях, которые ему свойственны для его времени, культуры и так далее. Поэтому никогда не надо, например, пугаться, что образы, которые мы встречаем в Ветхом завете, в частности, в этих трех главах, будут родственны, например, образам мифологии других древних народов, которые были соседними – в Вавилоне, Сирии, Египте и так далее. Мы увидим определенное сходство.
А. П.:
Да, часто говорят о том, что Библия – просто один из мифов. Сравнивают разные мифы и говорят, что Библия – это просто в ряду других…
А. С.:
Можно, действительно, как-то сравнить, то, о чем повествует Библия с другими, примерно того же времени, повествованиями, и мы увидим, что действительно, в образной системе есть много общего, но для всех других повествований есть некоторые общие черты, которые абсолютно не свойственны этому повествованию. В каком-то смысле оно действительно, в самом глубоком смысле, абсолютно уникально, мы, может быть, к этому еще вернемся.
Какие еще могут быть подходы к этому тексту? В древности иудеи прежде всего старались уловить прямой смысл. Когда мы читаем Евангелие, опять-таки, более знакомый текст, мы знаем, что там есть как бы такой поверхностный смысл, смысл, который на поверхности. Ну скажем, притча – самый яркий пример; там говорится о пастухах, овцах, и можно подумать, Христос рассказывает о сельском хозяйстве, но совершенно ясно, что за этим стоит смысл более глубокий. Да, обращенный к нам, обращенный к человеку, отражающий отношения Бога и человека и так далее. Так вот, и в Ветхом Завете существует, конечно же, эти два пласта: поверхностный и более глубокий.
Для иудейской традиции свойственно, прежде всего, улавливать этот буквальный смысл. Этот подход можно назвать буквалистическим и историческим. Если говорить о христианской традиции, то эта буквалистическая традиция была характерна для так называемой Антиохийской богословской школы. Антиохия – это был крупный центр Римской империи, мегаполис своего времени, огромный город, столица провинции и диоцезы Востока или Сирии, в разные периоды времени по-разному назывался. И там, естественно, сложилась своя христианская богословская школа. Так же, как мы знаем, что в Александрии были такие великие учителя, как Ориген, например, в катехизической школе, точно так же в Антиохии сложилась своя традиция. Я полагаю, сложилась именно потому, что Антиохия была ближе всего к Иерусалиму, и именно туда двинулось рассеяние еврейское после разрушения храма, неоднократного разрушения Иерусалима. И христиане Антиохии находились под сильным влиянием именно ветхозаветной традиции и поэтому унаследовали этот буквалистический подход, который у антиохийских отцов прослеживается более ясно.
Другая традиция была связана с Александрией – другим крупным центром, центром эллинистического мира, то есть того мира, который произошел в результате завоеваний Александра Македонского и его попытки объединить все Средиземноморье, все прилегающие территории в одно государство. Естественно, это должно было произойти в результате некоторого культурного объединения. Действительно, во главе этих царств стояли полководцы Александра, скажем, в Александрии – Птолемей, в Сирии – Селевк, и отсюда династии Селевкидов и Птолемеев. Вся верхушка, элита, так сказать, общества в этих местах была эллинистической, то есть античной по культуре. Эллинизм – это такое явление, когда на глубокий пласт местной культуры, культуры языческой, был нанесен тонкий слой, можно сказать, некоторый глянец эллинизма. В результате возник в них некоторый культурный сплав. И Александрия была несомненным центром эллинистического мира; там была библиотека, как все знают, самая богатая в мире, она потом сгорела. Понятно, что там влияние греческой культуры было очень сильно, а для греческой культуры было характерно такое понимание этого материального мира как мира не совсем реального. Более реален был мир другой, мир идей, в котором каждому предмету, каждой вещи соответствует некоторая первая идея, существующая в мире идей. И дальше, эти идеи как бы проецируются на бесформенную материю, и эта тень есть та реальная вещь, которую мы видим и которая дана нам в ощущениях, говоря в категориях материалистической философии. То есть за миром феноменальным, который мы видим, ощущаем, стоит некий ноуменальный мир, то есть мысленный мир, который является первоосновой. Если тот мир исчезнет, все превратится в совершенно бесформенную материю – то, что, например, в библейском тексте описано как «земля была безвидна и пуста», то есть мир будет «безвиден и пуст».
Так вот, при таком понимании мира подход к любому тексту тоже содержал вот эту двойственность: есть некоторая поверхность, которая выражает только какие-то очень грубые смыслы, а есть внутренность текста, есть его глубинное содержание, его идея. И настоящий гностик, то есть человек, обладающий знанием, пытается проникнуть в этот глубокий смысл. Ну, скажем, отделил Бог свет от тьмы, как мы читаем в каком-то стихе, а гностик скажет: конечно, речь идет не о свете и тьме, а о добре и зле, например. Это те две духовные реальности, которые должны быть принципиально разделены, они никак не могут быть смешиваемы.
Таким образом, сложились две эти традиции, но, разумеется, они находились в таком интенсивном взаимодействии, и нельзя сказать, что одна традиция полностью игнорировала другую. Так что, как всегда, истина находится где-то посередине. Если мы слишко отдаемся буквализму, то мы теряем, действительно, какой-то глубокий смысл. Так, например, если бы притчи Христовы мы понимали бы исключительно в виде повествований о сельском хозяйстве, немного бы мы оттуда вынесли. А, с другой стороны, если мы слишком пускаемся в поиски этого тайного смысла и начинаем отходить от конкретностей текста, который перед нами, то мы в опасности попасть на поле совершенно произвольных толкований. Поэтому уклонение в каждый из этих подходов, всецелое, стопроцентное, оно, конечно, будет приводить к крайностям. И Церковь выбирает, как всегда, вот этот средний путь, иногда прибегая в тех местах, где это кажется очевидным, не натянутым, к поиску смысла, и находя, что этот смысл для нас ценен. Все-таки мы удерживаемся в русле тех слов, которые мы можем читать.
Если говорить о своеобразии книги Бытия. Да, мы говорили, что мифологизмы сходны, у разных народов, разных культур. В чем же своеобразие Библии? Пожалуй, главное своеобразие этого текста заключается в том, что мир в Библии не пантеистичен. В большинстве древних мифов мир является как бы частью божества. Например, в Вавилонском эпосе боги борются между собой, дети убивают своих родителей, и вот части их расчлененных тел являются составляющими того мира, в котором мы живем. Тело матери – это воды, тело отца – подземное царство, и все в таком роде. То есть божества сами находятся в этом мире.
Другой тип космогоний древних, скажем, в античном мире распространенных. Там картина другая, там существуют у греков, например, два начала: начало пассивное, так сказать, материя, и начало активное – демиург. Они в каком-то смысле равнозначны, они предсуществуют тому миру, который мы сейчас видим, имеем на сегодняшний день. Существует с одной стороны пассивная материя и некое активное начало, которое начинает эту материю как-то лепить, из нее что-то делать. Но, в принципе, не будь этой равной ему онтологически материи, ему не из чего было бы творить этот мир. И то, и другое в каком-то смысле божественно.
Повествование библейское говорит о творении мира Богом из ничего. Никакой предсуществующей материи мы здесь не увидим, не найдем, и не найдем никакой драмы, божественной борьбы с убийствами, какими-то кровосмешениями и так далее. Мы видим творение из ничего, и при этом, что принципиально важно, Бог оказывается вне этого творения, Он не является частью его. Вот это очень важно понять, что Бог принципиально внеположен этому миру; Он не находится в этом мире, который подчиняется законам пространства и времени, значит, Он не внутри этого пространства, Он не внутри течения этого времени. Он создает этот мир вне Себя.
А. П.:
Ну, то есть чисто по физическим, как бы показателям, да, Он вне этого, но все равно Он присутствует же в этом мире.
А. С.:
Присутствует своими энергиями, то есть Он может влиять на этот мир, Он не оставляет этот мир. Мы называем Бога Вседержителем, то есть Тем, Который держит в Своих руках этот мир. Значит, это противоположно еще одной идее, что Бог творит мир и как бы полностью устраняется из него; дает ему некие законы и дальше только со стороны смотрит – как ученый смотрит на то, как в колбе развиваются какие-то химические процессы. Бог Библии присутствует в этом мире, но присутствует не Сам, ни Своей природой, ни Своей сущностью, Он присутствует как некая сила, которая может действовать в этом мире.
Другая идея, что в каждой былинке, в каждой травинке – всюду Бог, и я сам – Бог, и во мне Бог – это то, что называется пантеизмом. Пантеизм предполагает, что Бог во всем, Он как бы разлит в этом мире. Повествование библейское категорически запрещает мыслить в этом направлении. Значит, есть этот мир и есть Бог. Они разведены принципиально, онтологически разведены.
Таким образом, главное своеобразие библейского повествования заключается вот в этом самом творении из ничего, или как по-латыи говорят, ex nihilo. Такой идеи мы действительно не находим ни в одном древнейшем повествовании.
Что еще можно заметить в целом? Мы видим, что в Шестодневе повторяется все время определенная формула – как Бог творит. Не просто взял, сотворил это, а в следующий момент Он сотворил это. Всегда используется формула: «И сказал Бог: да будет свет, и стал свет», «и сказал Бог: да будет твердь посреди воды» (мы потом разберемся с твердью, что это значит). Эта формула абсолютно всегда каждый акт творения предваряет – то есть какое-то особое значение имеет слово. Разумеется, для древних людей слово имело совершенно другое значение, чем для нас теперь. Сейчас это – сотрясение воздуха, мало что значит. А почему? Потому что слово очень часто не подтверждается делом, слова пустые. Мы говорим, политики говорят какие-то слова, и их уже никто не слушает, потому что все это болтовня, за которой, к сожалению, очень часто ничего не стоит. Древние люди гораздо больше значения придавали слову. Дать слово – это значило свою жизнь поставить на карту. И для Бога сказать и сделать – это практически одно и то же. Если Он всемогущ, то это значит, что любая Его мысль, которая желает быть воплощенной, не имеет никакого препятствия для воплощения. Всемогущество именно это и означает. Для человека сказать и сделать – это все-таки разные вещи. Мы можем сказать одно, хотеть одного, желать одного, а реализовать эти желания мы совсем не всегда можем. И вот здесь эта формула, конечно, подчеркивает, что, во-первых, во всем, что творится, есть смысл, что слово – это концентрированное выражение смысла, идеи, которая заложена в той или иной вещи, которую Бог творит. Во-вторых, все, что Он говорит, действительно является в жизни. А если мы уже с христианской точки зрения взглянем, то узнаем, что Сын Божий называется Словом Божиим, Божественным Логосом. И мы видим, что в творении принимает участие и Сын, и Слово. Творение осуществляется Словом. Точно так же, во втором стихе, мы видим упоминание, что Дух Божий носился над водами (мы потом будем говорить, что значит носился и почему Он носился), но во всяком случае упоминается Дух Божий. И вот таким образом, уже в самых первых стихах мы видим участие всех трех лиц пресвятой Троицы в творении этого мира.
Святой Ириней Лионский говорит, что Бог творит этот мир как бы двумя руками: Сыном и Словом и Духом. При этом есть определенное разделение функций – Каждый творит присущим Ему способом этот мир. Бог при этом, Отец – начало волящее, то есть от него исходит этот импульс воли, «да будет», Слово – начало творящее, то есть именно Словом вызывается к жизни то, что велит Отец, и Дух – начало усовершающее, то есть доводящее как бы до совершенства. Потому что творится многое как бы в потенции, имея в дальнейшем возможность развития, и роль Духа – способствовать «дозреванию» того, что в потенции уже сотворено Словом. Вот такое разделение функций трех Лиц Святой Троицы для творения.
А. П.:
К сожалению, время нашей передачи подходит к концу. В следующих наших передачах мы немножко поговорим об общих, вводных моментах и обратимся непосредственно к тексту Священного Писания. А сейчас мы прощаемся с вами. У микрофона был протоиерей Александр Степанов и Анна Павлович. Всего доброго, до свидания!
А. С.: До свидания!