Причины неудач первых месяцев Великой Отечественной войны знает любой школьник: внезапное и вероломное нападение превосходящих сил противника привело к тому, что Красная армия отступала, нанося врагу тяжелые потери в живой силе и технике. Вот только с этой концепцией не соглашались не только антисоветчики и русофобы, но и признанные и ценимые страной военачальники. К примеру, маршал Георгий Жуков в мае 1956 года подготовил проект выступления на пленуме ЦК КПСС, в котором говорилось:

"На протяжении нескольких лет перед Отечественной войной советскому народу внушалось, что наша страна находится в постоянной готовности дать сокрушительный отпор любому агрессору. На все лады восхвалялась наша военная мощь, прививались народу опасные настроения легкости победы в будущей войне, торжественно заявлялось о том, что мы всегда готовы на удар врага ответить тройным ударом, что, несомненно, притупляло бдительность советского народа и не мобилизовало его на активную подготовку страны к обороне. Действительное же состояние подготовки нашей страны к обороне в то время было далеким от этих хвастливых заявлений, что и явилось одной из решающих причин тех крупных военных поражений и огромных жертв, которые понесла наша Родина в начальный период войны. Накануне войны организация и вооружение наших войск не были на должной высоте, а что касается противовоздушной обороны войск и страны, то она была на крайне низком уровне... Неудачи первого периода войны Сталин объяснял тем, что фашистская Германия напала на Советский Союз внезапно. Это исторически неверно. Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было. О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты в подготовке страны к обороне... Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня, а фашистские войска тем временем, уничтожая героически сражавшиеся части пограничной охраны, вклинились в нашу территорию, ввели в дело свои танковые войска и начали стремительно развивать удары своих группировок".

Жуков писал, что начало войны могло быть совершенно иным:

"Я не сомневаюсь в том, что если бы наши войска в западной приграничной зоне были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным, и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий при надлежащей организации действий наших войск позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника. Неправильным является утверждение о том, что Сталин, разгадав планы немецко-фашистского командования, решил активной обороной измотать и обескровить врага, выиграть время для сосредоточения резервов, а затем, перейдя в контрнаступление, нанести сокрушительный удар и разгромить противника. В действительности такого решения не было, а "теория активной обороны" понадобилась для скрытия истинных причин наших неудач в начальном периоде войны".

Но главным, как считал маршал, оказалась неспособность верховного командования управлять войсками:

"Кроме неподготовленности страны к обороне и неполной подготовленности Вооруженных Сил к организованному отражению нападения противника, у нас не было полноценного Верховного командования. Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и надо сказать правдиво, в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах. Ставка Верховного Главнокомандования была создана с опозданием и не была подготовлена к тому, чтобы практически взять в свои руки и осуществить квалифицированное управление Вооруженными Силами. Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия. Вместо того чтобы немедля организовать руководящую группу Верховного командования для управления войсками, Сталиным было приказано: Начальника Генерального штаба на второй день войны отправить на Украину, в район Тарнополя для помощи Командующему юго-западным фронтом в руководстве войсками в сражении в районе Сокаль, Броды; Маршала Б. М. Шапошникова послать на помощь командующему западным фронтом в район Минска, а несколько позже 1-го Заместителя начальника Генерального штаба генерала Н. Ф. Ватутина — на северо-западное направление. Сталину было доложено, что этого делать нельзя, так как подобная практика может привести к дезорганизации руководства войсками. Но от него последовал ответ: "Что вы понимаете в руководстве войсками, обойдемся без вас". Следствием этого решения Сталина было то, что он, не зная в деталях положения на фронтах и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания, не говоря уже о некомпетентном планировании крупных контрмероприятий, которые по сложившейся обстановке надо было проводить".

Как писал Жуков, ничего не изменилось и к моменту, когда немцы вплотную подошли к Москве:

"В тяжелый момент упорной борьбы, когда противник с ожесточением рвался к Москве, Берия доложил Сталину, что немцы захватили деревню Дедово и Красную Поляну. Сталин, вызвав к телефону меня и Н. А. Булганина, изругав как полагалось, приказал немедленно выехать мне в Дедово, а Н. А. Булганину в Красную Поляну и взять обратно эти деревни. Наши попытки доказать невозможность в такой тяжелый момент бросать командный пункт и управление войсками фронта были встречены угрозой расстрела. И в то время, когда мы с Н. А. Булганиным брали эти деревни, не имеющие никакого значения, противник прорвал фронт в другом месте — в районе Нарофоминска, ринулся к Москве".

О дезорганизации управления войсками свидетельствовали и другие источники. В донесении руководителей опергрупп НКВД СССР, направленных 5 октября 1941 года на фронт для выяснения истинного положения дел, говорилось:

"К 18 час. 5 октября противник силой до одного батальона при 12 танкетках с минометами, заняв Юхнов, вышел на рубеж р. Угра и оседлал Варшавское шоссе, где вступил в бой с находившимся в этом районе авиадесантным батальоном нашей 53-й авиабригады. После того как противник просочился в стыке 33-й и 43-й армий, тыловые части этих армий начали панически бежать и 5 октября с раннего утра растянулись по шоссе до самой Москвы... Между Юхновым и Медынью 5 октября около 15 час. капитаном 53-й авиабригады Сорокиным был взорван железный висячий мост через р. Шань, что находится примерно в 8 км западнее Медыни. В результате взрыва моста, с одной стороны, затруднен отход нашим частям и автотранспорту, с другой — создано препятствие для продвижения наших частей навстречу противнику. Из-за создавшейся паники 5 октября на участке Юхнов — Малый Ярославец были сняты все посты ВНОС (воздушного наблюдения оповещения и связи.— "Власть") и зенитные батареи. Снятие их было произведено в результате того, что лейтенант Сорокоумов, который командует постами ВНОС на этом участке, неправильно информировал командира полка ПВО Васильева в г. Москве и добился от него распоряжения о снятии постов ВНОС. Самолеты противника усиленно обстреливали пулеметным огнем и производили бомбометание днем и ночью 5-6 октября на участке шоссе от Малого Ярославца до Юхнова".

Прорыв немцев в районе Варшавского шоссе обнаружила и авиаразведка. Командующий истребительной авиацией ПВО Московского военного округа генерал Николай Сбытов вспоминал:

"В августе 1941 г., наблюдая за полетами немецких самолетов-разведчиков, мы заметили, что они фотографируют дороги, ведущие к Москве (это сравнительно легко заметить: разведчик, ведущий съемку, должен держать определенную скорость и высоту). Стало ясно, что враг готовит наступление по этим дорогам. Я сразу же организовал воздушный контроль обстановки на дорогах московского направления путем регулярных полетов наших истребителей на всех угрожаемых участках фронта. Каждые четыре часа над всеми дорогами проносились двойки истребителей закрепленного за данным направлением авиаполка. Однако долгое время особых результатов такое наблюдение не давало. И вот 5 октября на рассвете разведчики доносят: по Варшавскому шоссе, примерно в 50 км от города, безусловно в нашем тылу, двумя колоннами идут немецкие танки и пехота. Информация исключительно важная, поэтому нуждается в тщательной проверке. Был у меня такой майор Карпенко, инспектор по технике пилотирования, человек исключительно храбрый. Посылаю перепроверить. Прилетает назад, докладывает: "Товарищ командующий, точно, идут немецкие танки, очень много". Потом оказалось, что целый немецкий корпус в обход фланга наших войск на направлении Москва—Смоленск прошел практически без боя в наш тыл и спокойно движется на Москву. А у нас никаких резервов нет. Только строительные батальоны и женщины, которые копают окопы для наших войск, которых нет".

Сбытов доложил о прорыве немцев члену военного совета округа генералу Константину Телегину. Тот обещал сообщить наверх и поднять в Подольске курсантов, чтобы хоть как-то задержать немцев до подхода резервов. Но, как вспоминал Сбытов, Телегин ничего не сделал. А самого Сбытова как паникера и труса допросили в НКВД. Ничего не сделал и командующий округом генерал Павел Артемьев.

"Тут вскоре приезжает Артемьев,— рассказывал Сбытов,— и мы стали звонить начальнику Главного оперативного управления Генштаба Василевскому. Тот говорит, что наших танков там быть не может. Значит, точно немецкие. Но мер никаких не принял. И Артемьев не принял. А время уже 18 часов. Практически темно. Авиацию использовать сегодня уже нельзя. Значит, одни сутки потеряны... Ну ладно, сижу жду. Звоню в секретариат Сталина, там говорят: "Идет заседание ГКО, приказано никого не соединять". Так и сидел, как пень, до утра".

В том, что немцы могли без особых проблем прорваться к Москве, свидетельствовал доклад начальника кафедры авиации Академии имени Фрунзе полковника Власова, побывавшего с проверкой в Подольске:

"1. Непосредственная оборона Москвы внушает большие опасения, т. к. в ее системе отсутствует организационное руководство и управление теми подразделениями, которые предназначены для выполнения этих задач, и губительное для нас зло — неорганизованность — до сих пор продолжает процветать.

2. Наиболее показательно это выявилось в обстановке 6-7 октября, что мне пришлось наблюдать лично и через подчиненных мне командиров. Так, в ночь с 5-го на 6-е по тревоге за 70 км от Москвы, к юго-западу от Подольска, в районе Лукошкино, Вороново, Кресты была выброшена рота в составе слушателей Военной Академии им. Фрунзе и в район Лопасня — рота в составе слушателей Артиллерийской Академии им. Дзержинского. Обе эти роты были подчинены своим начальникам академий и коменданту города Москвы. Мне было приказано организовать пункт сбора донесений от этих рот в Подольске и информировать коменданта города Москвы и Начальника Академии им. Фрунзе о положении на участке действий этих рот. Задача этих рот — прикрыть подступы к Москве и вести разведку до р. Нара. На месте, в районе Подольска, мною установлено, что внутри города, кроме двух милиционеров, никакой военной охраны нет, на дорогах к Подольску только посты проверяющих проходящие автомашины. И это в то время, когда, по сообщению комиссара авиачасти и начальника штаба этой авиачасти капитана Таран, в районе аэродрома Подольск вечером техники этой части видели, как были сброшены 8 парашютистов, но в которых они не стреляли и даже не видели, куда они скрылись. Посланный мною на аэродром для проверки обороны аэродрома старший лейтенант Никулин прошел весь аэродром, ходил около самолетов, дошел до самого начальника штаба капитана Таран, и никто его не остановил и не проверил. В этой обстановке безответственности и неорганизованности невозможно было установить, действительно ли были сброшены парашютисты.

3. Оборона Подольска, этого одного из главных направлений на подступах к Москве, также неорганизованна, и никто этим до сих пор не занимался и не хотел, видимо, заниматься... Вследствие этого командование округа, комендант города Москвы и начальники академий, не зная фактической обстановки на подступах к Москве, дополняют эту неорганизованность, выбрасывая две роты слушателей академий вперед имеющихся там частей, и сами за 70 км управляют этими ротами через пункт связи в Подольске — разговорами по городским телефонам открытым текстом... Эта неорганизованность дополнялась еще и тем, что в лесу в районе Белоусово скопились остатки частей 43-й и 33-й армий, имевшие более 200 автомашин, абсолютное большинство красноармейцев без винтовок; в лесу у Лукошкино — 500 человек артполка во главе с комиссаром и десятки автомашин. Помимо этого, в Подольске было задержано более 50 автомашин и около 350 человек рядового и 40 человек начальствующего состава, прибывших разными путями в Подольск с фронта. О мобильности работы штаба округа можно судить хотя бы по тому, что два батальона пехотного училища в Малоярославец были направлены по железной дороге через Москву, когда их можно было перебросить на автомашинах, которых было в Подольске более сотни без дела. Погруженные вечером, эти батальоны к утру следующего дня еще не прибыли в Малоярославец...

4. Возвратившись 8 октября в Москву, я вторично доложил положение в районе Подольска начальнику Академии им. Фрунзе генерал-лейтенанту Веревкину-Рахальскому, который, к моему удивлению, о фактической обстановке в районе Подольска командующему войсками не доложил. Я настаивал на докладе и только имел возможность доложить это коменданту города Москвы генерал-майору Ревякину, который сообщил мне, что он доложил мои соображения командующему войсками и меры приняты.

5. 9 октября о положении в авиачасти на аэродроме Подольск мною было доложено начальнику штаба ВВС Красной Армии генерал-майору авиации тов. Ворожейкину, от которого я получил ответ, что эта авиачасть ни ему, ни Военному Совету Московского округа не подчиняется.

6. Этому просто приходится поражаться, т. к. на каждом шагу, в каждом номере нашей газеты говорится и пишется о взаимодействии в операции и в бою всех родов войск, а на подступах к нашей родной столице взаимодействие противовоздушной и наземной обороны не организовано, и никто, видимо, этим не хочет заниматься до тех пор, пока гром не грянет. Например, до последних дней гадают, рыть или не рыть канавы у дорог под Москвой для установки противотанковых препятствий. Или, например, установлен путаннейший сигнал связи самолетов и наземных частей — "двойная горка с пикированием". Когда спросили в академии многих участников обороны, какой же это по виду сигнал, то никто не знает этого, а у коменданта города Москвы не знают, кто установил этот нелепый сигнал. Вот и рассчитывай, что это поймет боец милицейского истребительного или рабочего батальона и что от этого получится нужное взаимодействие.

7. На заводе N 213 обучается военному делу более 5000 человек, но учат их слабо подготовленные командиры запаса и учат только шагистике и ношению винтовки, в то время когда их надо немедленно научить, как бросать гранату, зажигать бутылку и как бороться мелкими группами против парашютистов и танков. А шагистике и как держать винтовку в руках они сами научатся, т. к. большинство из них ранее служили в армии. В составе подразделений всеобуча надо немедленно обучить группы истребителей танков, использовав для этой цели и в первую очередь спортсменов... Вместо того чтобы использовать слушателей и преподавателей академий для обороны Москвы в качестве "стрелково-револьверной роты", как это сделано в академии им Фрунзе, считаю, что более целесообразно их использовать для командования рабочими и милицейскими частями".

В то, что ситуация именно такова, ни в Наркомате обороны, ни в ЦК, куда отправил свой доклад полковник Власов, видимо, сразу поверить не могли. А проверив, снабдили высшим грифом секретности — "Особая папка" — и похоронили в архиве. Не могли поверить в то, что их продвижению к Москве не мешает практически ничто, и генералы вермахта.

Только утром 6 октября 1941 года генерал Сбытов получил приказ атаковать немцев, двигавшихся по Варшавскому шоссе. Он вспоминал: