О здравии в темнице заключенных:
Андрея
Александра
Александра
Николая
Николая
Николая
Олега
Виктора
Михаила
Владимира
Владимира
Евгения
Виталия
Алексия
Сергия
Павла
Павла
Александра
Ксении
Ольги
Ольги
Марины
Татианы
Татианы

- Это за звонарей, что в колониях сейчас… — Я подаю записку и вижу вытягивающееся лицо женщины из церковной лавки.

- Господи, да как же они туда попали?!

- А когда они туда попали, они еще не были звонарями, это там уже… мы там звонарские курсы проводим.

- А… ну, Божией помощи вам. Подождите… вот тут у меня триодь постная, правда только второй том остался, и Новый завет. Передайте кому-нибудь из них, хорошо?

Дорогие звонари, как же вы туда попали? Этот вопрос женщины из церковной лавки не выходит у меня из головы.

* * *

Когда три года назад мы предложили заключённым звонить в колокола, я, пожалуй, впервые понял, как должен звучать Пасхальный звон. Была осень, самое начало. Отдел тюремного служения Новосибирской Митрополии проводил миссионерские поездки по всем колониям Новосибирской области, и мы всюду возили передвижную звонницу. После молебна заключённым было разрешено звонить в колокола.

Тогда я и услышал Пасхальный звон. Звонили много и по-разному: и счастливо-восторженно, и ликующе-торжественно. С точки зрения музыкальной формы и владения звонницей-инструментом звонили, конечно, слабенько, если не сказать — вообще никак. Тринь-дринь-бом. Но наполнение! Весь звон у них строился только на внутреннем наполнении. Собственно, одно только это внутреннее душевное наполнение и звучало тогда. А вот это как раз было достойно самого пристального внимания. Я отметил тогда про себя, что у меня, звонаря со стажем (аж шесть лет!) — такого наполнения нет. И вдруг осозналось, что я звоню вообще как-то совсем без наполнения. Пусто, оказывается, звоню.

* * *

- Тебе нужно освободить от напряжения плечи. Чувствуешь, они зажаты, и от этого ты, во-первых, устанешь через три минуты, а во-вторых, не можешь «взлететь» никак. А звон — это полёт, это свобода. Так что давай, плечи освободи!

Это первый урок. Практически у всех одна и та же беда — все страшно зажаты. Причины этих зажимов ясны. Батюшка называет всех томящихся в узах мучениками. А когда висишь на кресте, трудно, наверное, расслабиться, освободиться. Понятное дело, что попали сюда все не просто так, что у каждого статья, срок. Но от этого крест, на котором каждый оказался, не становится менее мучительным.

Первые двадцать минут занятия мы пытаемся разобраться в том, как устроены руки. Я беру руку звонаря в свою руку — так делали все старики, обучающие новичков. И мы звоним вместе.

- Стоп! Освободи плечо. Так. Молодец! Стоп! Видишь — снова зажал, освобождай. Вот, молодец! Нет, опять зажимаешь… Да, хорошо…

Я чувствую, как волны напряжения проходят по руке ученика. Они гуляют там как хотят, и наша задача — растворить это напряжение. Когда это удаётся, я отпускаю руку, и ученик звонит сам. Он звонит сам несколько секунд, может, пять или десять. Звонит легко и свободно. И звон как будто приподнимает и его самого, и колокола… И вдруг страх и зажим. И я останавливаю звон. Нельзя звонить в напряжении, иначе привыкнешь к зажиму и будешь всю оставшуюся жизнь бить колокола. А такой звон будет неприятен прихожанам, будет невыносим для самого звонаря. Будешь звонить и мучаться. Колокола будут реветь, трещать, кричать. А они должны петь. Только песня сможет возвысить и поднять дух к Горнему.

Вот почему нужно растворить напряжение. Насколько это удастся — будет видно по глазам звонаря: если они начнут улыбаться, значит, плечи свободны. Значит, можно летать.

* * *

Передо мной добровольцы. Вот они, сегодня их семеро. Мы стоим лицом к лицу, напротив друг друга. Они смотрят на меня, а я на них. Кто-то попробует и бросит, кто-то придет уже после начала занятий, кто-то останется звонарём навсегда. Мы вглядываемся друг в друга и пытаемся понять что-то важное, что еще невозможно проговорить словом.

Звонарь всегда находится на передовой. Звонарь — как лётчик. Он между небом и землей, между грехом и добродетелью, между верующими и безбожниками, между жизнью и смертью, между временем и Безвременьем. Совершая звон, звонарь всегда поднимается над суетой, над мелочным и земным. Он поднимается к Вечности. От чистоты сердца будет зависеть высота этого полета. Молитва будет топливом. Учась колокольному звону, мы учимся летать. Это страшно. Страшно падать с высоты. Но ещё страшнее притащить в высоту звона свою нечистоту, свое унылое окаянное сердце.

Всё это относится и к звонарям, которые несут свой крест в темнице. Только там всё это обострено во много раз: и жажда полёта, и сопутствующие страхи.

* * *

Раньше все понимали колокольный звон. Говорят, различали по звону — покойнику зов или свадьба. Или архиерей куда-то поехал, или икону несут. Или к обедне. Разбирались люди, понимали. А сейчас не все понимают.

Я иду к колоколам мимо барака, я иду звонить. Тюремная братия высыпала во дворик и дружно приветствует меня. Сначала свистом, потом и возгласами:

- Давай! Исполни нам чего-нибудь!

- Шостаковича давай! Рас-тра-повича!

- Давай симфонию! Погромче!

Я читаю молитву, я готовлюсь звонить.

- Исполни чего-нибудь! А то мы тут заждались уже!

Звонница находится на некотором отдалении от барака, и мой расчет на то, что я пройду, и братия успокоится, не оправдался полностью. Они очень внимательно следили и продолжают следить за каждым моим действием. Они принимают живое участие во всем, что я делаю. Колокола передо мной. Я беру веревки в руки. В начале будет несколько ударов в благовестник, а потом — трезвон во вся. Господи, благослови! Я ударяю в большой колокол.

Бом…
Из барака раздаются аплодисменты.
Бом…

— Ещё давай!
Бом…
- Браво! Бра-во!

Выкрики тонут в звоне. Я закрываю глаза. Господи, помоги рабам Твоим: Андрею, Александру, Александру, Николаю, Николаю, Николаю, Олегу, Виктору, Михаилу, Евгению, Виталию…

* * *

Ко мне подходит Виталик. Это простой тихий парень с грустной улыбкой. Когда-то он был каменщиком и отказался строить православный храм. Теперь он звонарь. Он ас. В звоне он исполняет фигуры высшего пилотажа. Как-то один старый звонарь, прослушав некий звон, расчувствовался, и, утирая слезы, открылся: «Очень на меня сильное впечатление производит этот аккорд, я даже избегаю его слушать». Я избегаю слушать звон Виталика.

- Алексей, мне позавчера сон приснился. Будто я на большой колокольне делаю звон. Когда я освобожусь, можно будет на какую-нибудь большую колокольню подняться?

- Можно. Бог даст, ты её ещё и выстроишь.

- Очень хотелось бы.

* * *

Каждый человек умеет звонить в колокола. Только не каждый об этом знает. Те, кто приходят в храм, приходят на звонницу — умеют точно. Я вспоминаю тот осенний Пасхальный звон и укрепляюсь в этой мысли. Если взять её за постулат, то решение по обучению колокольному делу будет сводиться к очень простым вещам:

а) рассказать о том, что каждый человек умеет звонить в колокола. б) показать азы. в) освободить плечи.

А дальше — в полёт!

Наши занятия так и строились. Я только показал азы и всё. Взлёт-посадка. А дальше — поправки, ответы на вопросы и великая радость. От того, что звон летит к Небесам. От того, что крест, на котором каждый оказался, похож на самолёт. И над бараками тоже можно летать.