Растения же Бог сотворил там многочисленные, не такие, как в этом
мире, нет, но вечнозеленые и разнообразные, медоточивые, с высокой и нежной
кроной, склоняющиеся друг к другу в волнообразном движении, несущие усладу, как
от созерцания прозрачного неба, созданные для блаженных, обращающие душу к огню
наслаждения, радости и веселья. И странно то, что все растения были разного
вида и поразному прекрасны, и одним растениям были дарованы вечные и
неувядающие цветы, а другим - только листья, для одних было установлено, чтобы
они красовались плодами, у других же были и цветы, и листья, и сладость, и
облик дивный, и плоды бесценные, восхитительные и бесподобные. А самое великое
чудо заключалось в том, что птицы на деревьях, воробьи, цикады и другие
прекрасные создания, златокрылые и белоснежные, пели и щебетали, сидя в листве,
так что звучание их красивых и сладостных голосов было слышно вплоть до вершины
небес. Птиц же этих я пытался разглядеть, и ум мой был в восхищении и восторге,
ибо красота этих птиц была такой же дивной и величественной, как у роз, или у
лилий, или у другого какого-нибудь вида цветов, который я мог бы назвать. И
вот, пораженный в мыслях и уме красотою первой птицы, я вдруг увлекся другой,
имеющей оперение и окраску иного вида и достоинства. А потом я увидел другую
изысканную птицу. И была для меня великой радостью их песнь, несмолкающая и
восхитительная. И кто же опишет странную и приводящую в трепет красоту того, что
я видел там? Все эти прекрасные деревья были выстроены в ряд, словно один боевой
строй за другим. О, сколь блаженна рука, взрастившая их!
И вот, продвигаясь снова и снова в глубь дивного сада, - ведь
думал я, что больше не увижу тьму этого мира (ибо то, что здесь, - тьма в
сравнении с тем, что там), - подошел я к просторному месту и вижу: вот великая
река протекает посреди сада, безмятежно орошает все эти растения, омывая их
корни. В ней же и прекрасные эти птицы находили свежесть, порхая вверх и вниз и
непрерывно щебеча. А вокруг реки раскинулся виноградник, золотой листвой
украшенный, ветви которого подобны светильнику или же первому камню, по слову
рекшего: "Я краеугольный камень с острыми краями". Раскинулся же он по всему
саду, отягощенный массивными и великолепными гроздьями, так что переплетением
его ветвей были увенчаны и украшены растущие там деревья. Узрев такое,
возликовал я в сердце своем, переносясь душою от страха к удивлению и от
удивления к восторгу. И долго стоял я, безмолвный, вдыхая поток благовоний от
этого ветра, так что мнил я, будто ангелы воскуряют фимиам пред Сыном Божьим на
небесах.
Когда же этот ветер стих, услыхал я с запада звук другого ветра,
внушающий мне непостижимое наслаждение, дуновение которого приносило пар,
похожий на снег. И великолепие растущих там деревьев было наполнено дивным
благоуханием, превосходящим все земные ароматы, так что я забыл о тех
восхитительных чудесах, которые уже миновал и которыми насладился. Птицам же
этим, с их щебетанием и пением воспламеняющих и ликующих песен, поразился я в
уме своем: были ли это птицы или ангелы, Бог знает.
И опять появляется с севера другой сверхъестественный ветер,
видом огненный, с сиянием, словно зарево на закате солнца. И когда он подул,
мягко заволновались ослепительные те деревья. Дул же он, будоража спрятанный в
деревьях аромат, так что я, став надолго безмолвным, вкушал негу и прелесть
этого сладчайшего благовония, исходившего от ветра. Был я, однако, в страхе
из-за невероятности происходящего, недоумевая, как столь прекрасное могло
случиться со мною?
Наконец подоспел третий ветер. И когда внезапно наступила
глубочайшая тишина, я немного продвинулся вперед, миновав ту реку. И как только
я ступил на широкое то место, глядя на невыразимое богатство Вседержителя-Бога,
в изобилии там собранное (я ведь и не знаю, как человеческими устами описать
непостижимое богатство Господа); так вот, когда я, как уже сказал, приблизился
к широкому месту этого сада и вглядывался в Святая Святых, вдруг снова подул
весьма благоуханный ветер, будто бы с северной стороны, сладостный, как розы и
лилии, а цветом - пурпурный, как фиалка. И качались эти растения, источая
аромат, превосходящий миро и мускус, который проникал в сердце мое. И мнилось
мне, будто очи мои - то ли телесные, то ли духовные, Господь знает. Казалось же
мне, что был я там без плоти своей, ибо не было в теле моем ни веса, ни желания,
ни другого чего-нибудь из того, что свойственно моей плоти: и поразила меня
мысль, будто я оказался здесь без своего тела, а как - только Бог, Которому
ведомы сердца, знает. И как только заволновалось необыкновенно множество этих
растений от дуновения четвертого ветра, издавая звуки и приятную мелодию,
снова поразительное благоухание и сладость проникли через ноздри в мои чувства.
Так и стоял я, безмолвный, и невыразимое сияние пронизывало мой ум. Однако же,
созерцая это, радовалось весьма и ликовало сердце мое и веселился дух мой. Когда
же и четвертый ветер утих, я увидел великое диво: ведь за столь долгое время ни
разу не являлась мне ночь, но радость и жизнь были со мною.
После этого напал на меня восторг и, лишившись речи, подумал я,
что стою над небесной твердью; и какой-то одетый в плащ юноша, лицо которого
сияло как солнце, прошел предо мною. Я же подумал, что это был тот, кто
похлопал меня по лицу, когда я умирал от холода, кто приказал своим помощникам
поднять меня. И вот, когда он прошел передо мною, увидел я следующее: вот крест,
большой и красивый видом, и четыре завесы вокруг него, светящемуся облаку
подобные, и две из них - сверкающие наподобие молнии, а две - белые как снег. А
вокруг него выстроились певцы, красивые, статные и белые как свет, испускающие
из очей огненные лучи. Песню же они исполняли во славу Распятого на кресте. И
тогда облаченный в плащ юноша, который направлял меня, поцеловал крест, проходя
мимо, и мне дал знак сделать это. И я, конечно, повинуясь ему, пал ниц и
поцеловал. И как раз когда я целовал этот драгоценный огонь, наполнился я медом
духовным и благоуханием, которого не вдыхал никогда, даже в том саду. Подняв
глаза свои, я вдруг увидел внизу под нами бездну моря, и дрожь охватила меня, и
испугался я. Тогда я закричал ведущему меня и сказал: "О господин и проводник
мой, смотри, ведь я иду как по облаку и, охваченный страхом, ступаю легкими
шагами, потому что боюсь упасть отсюда, если оно более не удержит меня, и я
соскользну в находящиеся под нами воды". Он же молвит: "Не бойся: еще выше мы
должны подняться".
С этими словами он дает мне руку, и мы оказываемся над второй
твердью. Видом она была белой как снег. И там же вижу я два креста, подобных
нижнему, и при них свиту устрашающую, которая и у нижнего креста находилась. А
воздух тех мест был огненный - отдохновение для красивых юношей, бывших там.
Поцеловали мы, конечно, в божественной любви и рвении также эти кресты, как и
первый. Благоухание же их было неизъяснимое, словно божественное, сильнее, чем
радость и наслаждение от находящегося ниже. И вдруг смотрю я: се огнь, сжигающий
все, что есть там! И, охваченный дрожью, опять стал я звать на помощь
сопровождавшего меня; он же, дав мне руку, говорит: "Еще выше должны мы идти".
С этими словами поднялись мы оттуда и оказались над третьим
небом. Не было оно похоже на небо в этом мире, но вместо крепкой тверди
распростерло кожаный покров, словно золотой лист. Снова обнаружили мы в
преддверии три креста, сверкающие будто молния, величайшие и устрашающие
весьма, еще более, чем те два и тот один. И сопровождавший меня набрался
смелости, вошел в середину огня и пал ниц пред ними; я же, совершенно не имея
сил для этого, отошел подальше и преклонил перед ними колени. Затем, пройдя
достаточно, достигли мы второго полога, и я увидел, будто молния распростерлась
в воздухе. Мы были подняты вверх и прошли далее, и внутри того полога оказалось
многочисленное небесное воинство, прославляющее и возносящее хвалу Богу. Тогда
прошли мы и через то, что было там; и вот опять перед нами другой полог из
тонкого полотна и пурпура неописуемого. Наконец прибыли мы в самое
прославленное место, и была там завеса, вызывающая величайший трепет, будто
ослепительно-яркий и очень чистый янтарь. И словно огненная рука отвела ее в
сторону и сделала так, чтобы мы прошли. А внутри нее было бесчисленное множество
мудрых и святых ангелов огненных, с глазами, сияющими ярче солнца. Они
выстроились в определенном порядке и по чину на страшной той высоте, в
соответствии со своей нематериальной величиной, держа в своих руках жезлы
устрашающие: здесь легионы и там легионы, которым нет числа. И вот говорит
ведущий меня: "Погляди-ка: когда поднимется эта завеса, увидишь ты Сына
Человеческого, сидящего одесную Отца; тогда, павши ниц, поклонись Ему, устреми к
Нему все свои мысленные взоры и выслушай, что будет сказано тебе". И как только
проводник посоветовал мне это, я взглянул на красоту полога и увидел: се, голубь
огромный, сверху слетев, сел на завесе. И была голова его словно золото, грудь -
из пурпура, крылья - светящиеся, будто пламя, ноги - алые, а из глаз его как
будто бы лучи света исходили. Но, пока я всматривался в его прекрасный облик,
он внезапно взлетел и устремился ввысь. А после того как был поднят и этот
полог, я устремил взгляд в ту пугающую высоту, которая устрашила бы всякий ум и
помысел, и узрел вселяющий трепет престол, висящий в воздухе безо всякой опоры.
Пламя же от него исходило не такое, как наш огонь, но на вид белее снега. И
восседал на престоле том Господь мой Иисус Христос, блиставший пурпуром и
виссоном; но приглушивший свой блеск из снисхождения к моей простоте. Я,
конечно, взирал на величие и красоту Богочеловека так, как иной смотрит на
солнце, когда, всходя на востоке, оно является в сверкании своих лучей. Но
после того я более не мог видеть его ясно. Трижды я преклонял перед Ним колена и
снова пытался подняться и узреть Его красоту, но, как я и говорил, охваченный
дрожью радости и трепетом невыразимым, я больше не мог созерцать Его и
всматриваться в огненное сияние Его безграничной силы и божественности. И явился
голос от этого света, имеющий такой звук, что разрывался от него дивный воздух.
И был голос медоточив, нежен и сладкозвучен. И вот, промолвил Он мне три слова,
и я вник, и узнал, и возрадовался душой, как никогда. Затем, через некоторое
время, Он рек другие три слова, и исполнилось божественной радости сердце у
меня, воспринявшего их. После этого в третий раз молвил Он мне другие три слова,
которые приводили в трепет, так что те почтенные воинства ангелов вдруг
закричали страшным криком: поразмыслив же над этим, понял я, что из-за того, что
я там находился, они прокричали песнь мудрую и небывалую.
Выслушав эти священные и божественные слова, я спустился вниз
точно таким же путем, каким и поднялся; и был я полностью самим собою, и стоял
на том месте, откуда прежде был унесен. Немало поразмыслив над случившимся со
мною - где я был и где очутился, - я изумился тому, как попал на просторы того
божественного сада. Обозревая же находящееся там, я размышлял и говорил! "Есть
ли тут кто другой или я один нахожусь здесь?" И ведь едва я подумал об этом,
вижу: вот появилась в центре равнина, и не были на ней деревьев, однако это была
очень красивая равнина, густо поросшая травой и цветами лилий и роз. А
источники на ней струились молоком и медом, и величайшее благоухание от них
исходило и сладость. И когда увидал я очарование этого места и зелень,
предназначенную для отдыха, остановился в недоумении, дивясь божественным
чудесам и не поспевая от одного великолепия к другому. И вдруг вижу я мужа
сияющего, одетого в хитон, словно в облако светящееся, и держащего крест.
Оказавшись рядом со мной, молвил он: "Распятие Господа нашего Иисуса Христа с
вами! Однако блаженны безумные, ибо многие из них пребывают в мудрости. И тебе
Бог определил здесь место, но пока возвращайся к мирским испытаниям и мукам,
туда, где тернии, и ехидны, и змеи, и гады ползучие. Диво же, однако, странное
и невероятное: ведь никто, находясь во плоти, не прибывал сюда, кроме того, кто
более всех потрудился для благой вести, и тебя, принявшего рог высшего смирения.
Но я узнал, отчего с тобой случилось такое: из-за беспредельной нищеты, из-за
"пойди прочь, пес!", из-за унижения, а также потому, что ты пришел на ристалище
владыки мира, обнаженный, юный, простодушный, и в единоборстве опрокинул сверху
вниз его самого, да и трон его наземь низверг. Видел ли ты здесь чудеса,
приводящие в трепет? Постиг ли истинное воздаяние праведникам? Познал ли сад
Христов? Знаю я, знаю, что ты узрел и затрепетал. Каким видится тебе этот
бренный мир в сравнении с тем, что там? Что ты скажешь? Зришь ли ты великолепие?
Знаешь ли, какой радости хотят лишить себя грешники? Кто явил им славу и добро?"
Говоря мне это, он радовался, глядя на меня, и веселился. И тогда снова молвил
мне: "Госпожа наша светозарная, царица небесных сил и Богородица не пребывает
сейчас здесь, ибо она находится в том бренном мире ради поддержки и помощи тем,
кто призывает Сына ее единородного, и Слово Божие, и ее всесвятое имя. Следовало
бы показать тебе ее местопребывание, блистающее и неописуемое, но время не
позволяет, дорогой друг: ведь тебе нужно возвращаться туда, откуда ты пришел,
ибо так повелел Владыка". Когда он говорил мне это, я словно бы погрузился в сон
и, проспав будто бы целую ночь, с вечера до утра, обнаружил себя здесь, как
видишь. Вот теперь, о возлюбленный брат и друг мой во Христе, возрадуйся, и
давай неустанно бороться, чтобы спастись".
Поведав мне об этом, блаженный Андрей вверг мою душу в духовное
исступление. И пока он говорил мне это, можно было видеть диво ошеломляющее и
невероятное: словно бы благоуханные цветы роз и лилий были вокруг нас; но я
думаю, что это святые ангелы находились в божественном общении с праведником. Я
тогда горячо умолял его открыть мне одно слово из того, что было сказано ему
Господом, но не убедил его, и оно останется в его блаженной душе и у Господа.
После того как мы таким вот образом всю ночь духовно
наслаждались благами Господа, с наступлением утра вышел он, держа свой путь к
портикам, и в борении совершал то, что было у него в обычае. С тех самых пор он
проводил все ночи без сна, непрестанно творя славословие Богу. В течение всего
дня он крутился среди толпы, но лучше сказать, проходил испытание среди огня. Он
притворялся пьяным, толкал других, и его толкали в ответ, путался в ногах у
прохожих, и одни его колотили, другие топтали ногами, а третьи дерзко избивали
палками. Иные истязали его палкой по голове, а другие - волоча за волосы, били
по шее, третьи же - бросив его на землю, связав ему веревкой ноги, тащили через
всю площадь, ни Бога не страшась, ни сочувствия не имея к собрату, как некоторые
христиане. Святой же терпел все это в надежде, уготованной для праведников.
12.
Подлый демон, обуреваемый завистью, будучи не в силах что-либо
сделать, обратился в состарившуюся женщину и сел на дороге, стеная и
приговаривая: "Горе мне, бедной старухе! Сколько ужасного и злого сделал мне
этот сумасшедший! Какой гнусный демон подстрекает его против меня? Ведь он уже
сотворил мне много бед, и нет покоя в моей жизни. Что же, в самом деле, мне
делать, бедной нездешней несчастной вдове, с тех пор как этот тронутый захватил
власть надо мною?" И некоторые, видя, как она рвет на себе седины со слезами и
громкими воплями, спрашивали, выказывая сочувствие к ней, из-за чего она сидит
здесь и горестно стонет. Она же им отвечала: "Будьте милостивы ко мне, жители
этого города! Я чужая живущим здесь; из-за приключившейся со мной тяжбы я ушла
из дому и оказалась здесь. И вот, придя в театр, как обычно, я заняла свое
место; но с наступлением позднего вечера какой-то бес и умалишенный, проходя
мимо, отнял у меня часть моего скарба и сбежал. На следующую ночь он появился
снова и, отобрав таким же образом другую часть, удрал. Когда же он пришел в
третий раз и был схвачен мною, то, бросив тяжелый мешок награбленного, волоча
меня во все стороны, он стал выдирать мои седины, истязал меня, топча ногами мои
внутренности, и кулаком выбил мои дряхлые зубы. Скажите, граждане, что же мне
сделать, чтобы отобрать у него мое имущество?" И пока демон вопил об этом, одни,
услыхав о бесноватом и сумасшедшем, быстро уходили оттуда, другие же говорили:
"Дай нам награду, пойдем с нами, и мы покажем его тебе". А тем временем, пока
все ее расспрашивали и она оправдывалась, блаженный Андрей был неподалеку
оттуда, выполняя данное ему Богом задание. Он-то знал характер лукавого демона
и, пустившись бегом оттуда, где он находился, явился в то место. Он нашел демона
сидящим в обличий старухи, те же, которые задавали ей вопросы, уже ушли. Тогда
праведник, будто проходя мимо, взглянул на нее суровым взглядом и сказал: "Рыдай
и оплакивай, низкая, неистовая, отвратительная и мрачная старуха, бремя грехов
твоих от века! Пускай в ход свою ворожбу, чуждающаяся Бога и святых". И сказав
это, он взглянул на землю, схватил кусок глины и, придав ей форму камня, метнул
в бесстыдное ее лицо и при этом дохнул на нее крестообразно. И тотчас, отбросив
видимость человеческого облика, став огромной змеей, она вползла в дом какой-то
женщины. А женщина увидела зверя и, охваченная дрожью, выбежала за пределы
дома. Она позвала соседей, чтобы убить змею, и многие кинулись обыскивать
жилище, но ничего не смогли обнаружить: ведь зловредный демон, сменив обличье
змеи на собственное, сбежал.
А блаженный Андрей совершал свой обычный путь. На обратной
дороге, творя безобидные шалости, встречает он прекраснейшего юношу Епифания, о
котором выше был рассказ. Был же отрок сей встревожен происками дьявола. Святой,
конечно, облобызал его, и, взявшись за руки, они пошли искать спокойное место,
чтобы там сесть. И пока они шли, праведник говорил Епифанию: "Ты только посмотри
на этого пропащего демона: когда хочет, он делается старухой, и когда хочет,
превращается в эфиопа, одетого в черный! плащ; попадается он и на пути самого
дорогого моего сына, бранится и угрожает ему!" Услышав это, Епифаний изумился:
ведь подлый дьявол, извечный враг рода человеческого, лишь незадолго до этого
встретился ему в облике арабского купца и осыпал угрозами, видя добродетельное
его поведение, ибо Епифаний противостоял ему в плотских наслаждениях, борясь,
соблюдая пост и воздерживаясь от всего того, что было ему противно. А был он
восемнадцати лет, и жил так, как приятно и угодно Богу. Также был этот юноша
очень красив видом, стыдлив, приветлив, очень мягок, в общении сладкоречив:
ведь когда он участвовал в беседе и толковал божественные слова, все
преуспевшие в мудрости поражались его понятливости и ответам, и некоторые вели
с ним ученые разговоры о богословии, и догматах, и вопросах смерти и высшего
смирения, а он скромно отвечал на вопросы, разрешая каждый их них. Я же поведаю
вам о нем одну историю, а затем также напишу о той угрозе, которой сатана
устрашал его.
13.[4]
Итак, однажды сидел он за родительским столом и с ним какие-то
так называемые философы, друзья его родителей, которые хотя и желали начать с
ним разговор, но боялись, ибо он презирал неразумных. Ведь они знали, что он
известен своей мудростью как в обсуждении, так и в ответах на вопросы. Наконец,
один из них говорит остальным: "Насколько родитель-Отец и рожденный Сын, будучи
одной природы, являются единосущными и в приказаниях, и в указаниях?" Другой
ответил: "Настолько, насколько мыслящая часть разума взаимодействует с другой
частью ради управления членами тела". "Это возможный ответ на данный вопрос,
твоя мысль ясна; но как же дух между ними?" "Подобно тому как знание ума и
зрение разума умеют взаимодействовать для вечного вдохновения". Другой же,
одобрив его, сказал со своей стороны: "Твое решение задач очевидно. Однако,
господин Епифаний, скажи нам и ты, каковы у тебя ответы на те же самые вопросы?
Да-да, пожалуйста, пусть язык твой изречет это". Епифаний ответил: "Для меня
ваш вопрос подобен суду, ибо вы решили устроить испытание бедному щенку. Однако
и ваш <покорный> слуга мог бы один раз явить велеречивость". Они же сказали: "И
для нас приятно, о дражайший, что ты оделишь нас каким-нибудь речением от своей
мудрости". Епифаний ответил: "В свете, движении, желаниях и сущности Отец и Сын
- как оба глаза в движении и освещении". Тогда один из них сказал: "А как меж
ними Дух?" Епифаний в ответ: "Подобно тому как постигаемое с помощью зрения для
обоих глаз едино". Другой сказал: "Твое слово, по-нашему, содержит намек на
сказанное святым Афанасием", Епифаний ответил: "Если вам понравится, я поясню
это с помощью примера: как губы и язык взаимодействуют в речи и связаны друг с
другом в произнесении звука, так и Отец, Сын и Дух Святой, ибо Отец - ум, Сын -
слово, а Дух - это пронизывающее их обоих свободное дыхание и свечение,
тончайшее и находящееся на вершине полноты. Однако скажем об этом и
по-другому: солнце - Отец, луч солнца- Сын, яркое огненное сияние -
Дух-утешитель. Взгляните на являющуюся в трех ипостасях, изначально единую
сущность и удивитесь: луч солнца - это Отец, образ Отца - солнце, тепло луча -
всесвятой Дух. И солнце никогда не покидает небо и землю, но, словно сына,
посылает свои лучи к тем, кто на земле, чтобы согревать, благодетельствовать и
давать тепло роду человеческому. Давайте же, наконец, взглянем и на самый хлеб,
который едим ежедневно: ведь от муки, воды и огня он приобретает тождество
самому себе и распознается как единое, хотя сам состоит из трех ипостасей. Таким
вот образом следует постигать единую божественность, состоящую из трех
ипостасей". Услышав это, философы не могли взглянуть юноше в глаза - так были
они поражены его мудростью и глубиной, и даже не закончили спор, опасаясь
встречных вопросов с его стороны.
14.
Как было сказано выше, Епифаний, держа за руку блаженного
Андрея, искал вместе с ним подходящее место, чтобы сесть, а встречные люди,
осуждая Епифания, говорили: "Не щадишь ту своей молодости, отрок, перестань
общаться и разгуливать с этиад сумасшедшим и юродивым, чтобы лукавый не
позавидовал твоей цветущей красоте и, влюбившись в тебя, не сбил с пути. Ведь
довольно у злобного врага уловок". А любезный Богу юноша отвечал им: "Братья и
отцы! Прежде чем этот недуг случился с ним, он был мне очень близким другом, и
любовь, которую мы питали друг к другу, была несравненной. И вот теперь, когда
он столько вытерпел, разве не подобает, чтобы я заботился о нем и жалел его? Ибо
написано по поводу уз дружбы: "Кто имеет любовь большую, чем та, чтобы положить
душу свою за друзей своих?"". Вот что отвечал он говорившим ему такое, ибо он
дал праведнику клятвенное обещание не открывать его жизнь и деяния никому, кроме
отроков, любящих его.
Отыскав место, они сели, и Епифаний рассказал, как встретился ему
на пути, вблизи Форума Быка, сатана, принявший облик седого старика-араба с
дикими глазами, облаченный в черный плащ и сандалии кирпичного цвета. "И вот,
встретив меня среди прохожих, - говорит Епифаний, - он закричал: "Не ты ли тот
Епифаний, сын Иоанна, о котором люди говорят, будто он растоптал дьявола?
Лицемер, ты передо мною! Я сплету для тебя сеть, вырою яму и поймаю тебя. Уж я
попотчую тебя за то, что действовал супротив меня!" Пока лукавый болтал все это,
а я пребывал в растерянности от его слов и угроз, поразился я, отчего случилось
со мной такое?! Ведь я даже не знаю, кто он, налагающий на меня кару, пугающий и
угрожающий, незнакомый мне и не виденный мною. Пока я находился в недоумении и
обдумывал это, смятение меня охватило и беспокойство невыносимое, но, когда я
пришел сюда и увидал твою святость, праведность твоя обнажила предо мною все в
истинном виде". Святой сказал: "Тот араб, о дитя, был сотник в войске демонов.
Он дерзок в войне против тех, кто сражается за Бога, и, склоняя их души к
беспутству, он совращает их к постыдным желаниям и возбуждению. Вот почему я
прошу тебя, дитя: будь внимателен к себе, будь сведущ в его уловках, смотри же,
будь бдителен во всем, поскольку ты мягок и нежен, и этот гордец сходит с ума
из-за тебя: ведь ты посвятил себя Богу. Он же завидует твоему уму, мягкости,
чистоте, мудрости, непорочности и поэтому беснуется, проклятый, сходя с ума по
тебе, так как ты от всего своего сердца любишь Бога и его святых, проливших
кровь ради Него. Выслушай, как надлежит тебе тщательно следить за его лукавством
и злонамеренностью: совершая путь в страхе и истине, укрощая свое тело с помощью
поста, облачись, как в плащ, в смирение и в молитвах сияй от радости. Сохраняй
все телесные ощущения чистыми и незапятнанными, ибо тщится лукавый сокрушить
твое сердце и сделать тебя рабом порочности, спеша приговорить тебя к геенне
огненной. Ведь совершающий грех есть раб греха. А у каждого из двух поприщ есть
начальник: у праведности - Господь, а у греховности - дьявол. Ты же, о
возлюбленное дитя, стань преданным служителем праведности Господа Иисуса Христа,
и будет беречь тебя Господь и охранять Всевышний, и помощь Его будет вокруг
тебя, и Он прикажет ангелам своим хранить тебя на всех путях твоих. Итак, будь
храбрым и не бойся, и пусть не робеет сердце твое, призывая Господа Бога".
Слушая это, Епифаний рыдал, проливая из глаз своих потоки слез, похожих на
жемчуг, орошая драгоценное свое лицо, ибо крайнее волнение охватило его, когда
он слушал то великолепное наставление и сладостное поучение. При этом все, что
сообщил ему праведник, он говорил, шепча ему на ухо, пока они сидели в скрытом
месте. И вот, когда было сказано все необходимое, они поцеловали друг друга
святым поцелуем и разошлись: праведник удалился, дабы высмеивать этот мир, а
Епифаний направился к своему дому.
15.
А теперь я хочу поведать вашей благосклонности и другое чудо,
которое произошло с любезным Богу отроком Епифанием, да будет Господь наш Иисус
Христос свидетелем его благодеяний. Так вот, этот любезный Богу юноша постился в
соответствии со своими правилами, проводя по обычаю первую неделю Великого поста
без пищи и питья, и, причастившись после этого таинств Христа, затем с помощью
хлеба, воды и кое-каких бобов поддерживал телесные силы. И вот во время одного
Великого поста, завершив в воздержании вышеназванную неделю, он, в ожидании
часа божественной литургии, собственноручно в своей комнате варил бобы,
называемые "орофасулон", не позволяя никому из слуг прикасаться к ним. А
поскольку в то время стояли холода, он подбросил в печь углей для тепла. Так он
и сидел, наклонившись к теплу, пока варились бобы, как вдруг прозвучал сигнал к
девятичасовой молитве, и он поднялся и отправился в церковь, никому не приказав
позаботиться о своей похлебке. И вот когда он пришел в церковь и, стоя там,
устремлял все свои помыслы к Богу, проклятый демон, постоянно одолевающий
людской ум нечестивыми мыслями, обрушился на юношу с мыслями об отступничестве,
чтобы под предлогом заботы о приготовлении похлебки выгнать его из церкви до
окончания службы. И начинает он вплетать ему в ум следующее: "Смотри, ты страдал
целую неделю, не притрагиваясь к еде или питью, ты был во всем непреклонен,
подвергал себя столь большому напряжению, что падал в обморок от жара,
вызываемого жаждой. И вот когда тебе нужно было позаботиться о своей простой
пище, ты ушел, бросил ее и никому не отдал распоряжений о ней. Поэтому пойди-ка
посмотри, может, ты уже все спалил, и кругом воняет гарью. Не сбежит же церковь
отсюда, пока ты исполняешь полагающееся тебе по обычаю". Хотя шарлатан и внушал
ему это и иное что-то, еще более дерзкое, любезный Богу юноша разгадал уловки
лукавого и ответил так на его наущения: "Есть Бог, который позаботится о моем
пропитании: ведь Он тот, кто дает пищу всякой плоти, и защитник моей жизни".
Сказав так в уме и в мыслях гнусному завистнику и осенив себя крестом, он
остался там до конца службы. И вот, вернувшись в свой дом, он обнаружил, что все
были поражены сладчайшим ароматом, который витал в этом месте, все находились в
недоумении, не зная, откуда он происходит, и говорили о нем Епифанию как с
чем-то невероятном и великом: "Иди сюда, господин, и вдохни несравненный
аромат, хотя никому неведомо, откуда он исходит". И когда Епифаний подошел
ближе, он и сам уловил удивительное благоухание и поразился чуду. Тогда, войдя в
свою комнату, где была жаровня, наполненная углями, и окинув ее взглядом, он
увидел прекрасного видом юношу дивного роста, с лицом, сиявшим ярче солнца,
облаченного в одеяние, приличествующее божеству. Тут Епифаний, изумленный
увиденным, вгляделся в его лицо: и было оно то как снег, то как огонь
сверкающий; правая же рука его была открыта, и стоял он, хлопоча у жаровни, со
светлокудрой головой, с волосами, на вид будто золотыми. И пока Епифаний
безмолвно стоял, дивясь его виду, милый тот повар, отведав супа, как если бы он
снял пробу с кушанья, и вынув из-за пазухи маленький мешочек, взял тремя
пальцами приправу и крестообразно высыпал в горшок, а затем неприкрытую свою
руку накрыл плащом. Поглядев на Епифания и улыбнувшись, он внезапно обрел
крылья, поднялся от земли и улетел в небо. А Епифаний, близкий к обмороку и
потрясенный увиденным, был изумлен в душе. Он обратился на восток, простер
свои руки и, обливаясь слезами, стал говорить: "О Господь мой! Кто я,
ничтожнейший, что послал Ты мне на помощь ангела своего? Благодарю Тебя,
Господи, за Твое человеколюбие и за великое Твое милосердие, ибо Ты воззвал ко
мне, поддерживаешь меня Своей божественной силой и считаешь меня одним из
любящих Тебя. Благодарю Тебя, о добрый и жизнетворный мой покровитель,
пекущийся о моем спасении!"
С трепещущим сердцем высказав все это Богу, он отправился
посмотреть, какое ему кушанье приготовил тот, кто явился к нему. И нашел он, что
имеет оно аромат, который кто-нибудь, пожалуй, счел бы невозможным на земле.
Тогда, весьма удивившись этом> делу и благодаря Господа, он произнес: "Слава
тебе, высокочтимый Господь, в Троице воспеваемый и почитаемый, что ценишь по
справедливости несчастные труды моей скромной юности и ободряешь несравненными
своими благодеяниями мою ничтожность, посчитав меня достойным вкусить от меда
Твоей доброты. Благодарю Тебя. Вседержителя, и славлю Тебя, сострадающего, и не
отступлюсь от Тебя вплоть до моего последнего вздоха!" Помолившись так и взяв
немного бобов, он поел и, охваченный безграничным блаженством, ощутил внезапный
переход всех чувств своих в боговдохновенное состояние, так что был изумлен
неожиданным превращением и изменением своей души. Но благодаря этому чуду он еще
более воспламенился любовью к Господу и святым и все время проявлял еще большую
преданность.
16.
И вот однажды он встал и отправился в церковь, дабы совершить
молитву; а когда шествие завершилось, он вернулся к себе и сел перед воротами
родительского дома, причем и отец его был там. И когда по дороге, ведущей вдоль
улицы, проходил блаженный Андрей, проделывая то, что было у него в обычае,
Епифаний увидал его и, движимый дружеским сочувствием, захотел ввести его в свой
дом. Однако он не знал, как представить этого своего знакомого отцу,
находившемуся в доме, и, сделав вид, будто он не знает Андрея, говорит отцу
своему: "Господин отец мой! Видишь ли ты того человека, как он ходит туда и
сюда с голым телом? Мне кажется, что хоть он и сошел с ума из-за козней врага
рода человеческого, однако, господин отец мой, - да не узришь ты смерти своего
милого сына Епифания! - давай введем его в наш дом и с помощью Господа,
почтившего и сделавшего тебя богатым, дадим ему пищи от тех благ, которые
даровал нам Бог, и напоим вином во искупление наших душ - ведь это и должны мы
найти в Царстве Божием". Отец же его, воодушевившись и обрадовавшись, поцеловал
его и сказал: "О миро моей души и свет очей моих, нужно ли тебе спрашивать меня
о таком деле? Ступай и делай, как ты предлагаешь, ибо все мое - твое". Епифаний
ответил: "Да, отец, знаю и я, но написано: "Сын, поучающий отца, да погибнет, и
там, где за дело возьмется отец, всякое сыновнее предприятие разрушится"".
Слушая это, отец радовался благоразумию, проявляемому даже в ответах сына. А
Епифаний быстро побежал за святым, догнал его далеко от дома и повел, держа за
руку, к себе. И вот когда они приблизились к воротам, но отца там не оказалось,
блаженный Андрей отказался войти в них, а сел снаружи. Тогда соседи Епифания и
прохожие, завидя обнаженного и безумного человека, стали собираться к нему, и
одни причитали со стонами, проклиная дьявола, что такого человека он погубил,
лишив рассудка, другие давали ему мелкие монеты, третьи - вино; он же, по своему
обычаю, всех прогонял прочь.
17.
И вот пока он сидел на земле у ворот, пришел какой-то
юноша-евнух, бывший слугою одного знатного господина. Лицом он был подобен розе,
с телом, белым как снег, статный, светловолосый, обладающий необычайной
мягкостью, издалека благоухающий мускусом. Поскольку Епифаний вырос вместе с
ним и был его другом, была у них друг к другу большая привязанность. И вот тот
евнух принес с собою финики - около тридцати штук. Увидев же святого с
обнаженным телом, он заволновался и стал спрашивать у Епифания, говоря при этом:
"Дражайший и возлюбленный мой Епифаний! в самом деле, этот человек, и ради чего
он ходит голый, когда зима и холод невыносимый, а он выглядит так, как
потерпевшие море кораблекрушение?" Епифаний же ответил ему: "Милый брат, не
знаю, что и сказать тебе о его наружности, ибо разум его находится в плену у
лукавого, и он бродит кругом, словно одержимый безумный. Однако все люди такого
рода разрывают свои хитоны, бегают, ничего не чувствуя". А сказал он это, не
желая открывать подвиг святого. Услыхав такое, евнух замолчал и все финики,
которые у него были, отдал блаженному, жалея его, как бедного человека, и
сказал: "Прими пока вот это, поскольку здесь у меня ничего другого нет". Святой
же, очами разума своего угадав деяния его души, грозным взором поглядел на него
и промолвил: "Юродивые не едят даров колофонии". А евнух, не понявший
сказанного, говорит ему: "О воистину лишенный рассудка! Неужели, посмотрев на
финики, ты решил, что они колофонские?" Молвил ему блаженный: "Уходи, обманщик,
в спальню своего господина и предавайся вместе с ним содомскому недугу, и он
даст тебе и других фиников. О несчастный, не видящий лучей Царствия Небесного,
не осознающий суровости и жестокости геенны! Неужели не стыдишься ты даже
ангела, сопровождающего тебя, как христианина? Что же должно произойти с тобой,
нечистый, прячущийся по углам и делающий то, что не должно делать, чего не
делают ни собаки, ни свиньи, ни твари ползучие, ни змеи? Почему ты, о достойный
проклятия, творишь это? Горе твоей юности, которую изувечил сатана и которую
сбросил с яростью и безграничной дерзостью на ужасное дно ада! Смотри, не иди же
дальше, чтобы когда-нибудь божество не обошлось с тобой по справедливости,
испепелив тебя здесь ударом молнии, а там - геенной огненной". Услышав это,
евнух задрожал, лицо его стало, будто огонь, и устыдился он великим стыдом.
Говорит ему Епифаний: "Что с тобою случилось, господин мой? Чего ты устыдился?
Ведь говорил я тебе, что он безумен, и, если что ему взбредет в голову, он то и
болтает. И все же, возлюбленный мой во Христе, если ты знаешь за собой
что-нибудь из того, что он сказал тебе, то иди и исправляй себя, и не сердись
на его слова: ведь ты молод, а сатана злобен и понуждает нас совершить грех не
иначе как затем, чтобы сделать нас своим утешением в огне геенны".
Выслушав это, евнух удалился, а достойный Епифаний, позвав
святого, пошел с ним в свою комнату, и, найдя там стол, они сели возрадовались
дарам Божьим. А после того как они насытились"! Епифаний сказал блаженному:
"Почему, досточтимый господин, так строго изобличил ты моего друга?" Ответил ему
блаженный "Из-за того, что он друг твой и доро
|